Ник.МИХАЙЛОВСКИЙ
О г.Максиме Горьком и его героях
I
Года три тому назад в разных журналах стали появляться рассказы, подписанные новым в
литературе именем: Максим Горький. Они читались с интересом, от них веяло чем-то свежим; но частью
потому, что многие из них печатались в мало распространенных изданиях, частью вследствие
разбросанности их вообще трудно было составить себе определенное представление о литературной
физиономии новоявленного писателя. Могло даже возникать сомнение, -- обладает ли он еще какоюнибудь
определенною физиономией и не есть ли он одно из тех мимолетных явлений, каких много в
современной литературе: появится новый автор с повестью или рассказом, представляющими известный
интерес в смысле оригинальности замысла или художественности исполнения, как будто обещающими
что-то и в будущем, но затем очень скоро оказывается, что у автора только и хватило пороху на один, на
два рассказа. Всегда, разумеется, были в литературе подобные мимолетные явления, но ныне что-то
особенно много стало случайных гостей; побеседовали они с вами раз, другой, и, пожалуй, вы
заинтересовались их беседой и недурно с ними время провели, но затем они выбывают из круга ваших
знакомых, да так, что точно их и на свете никогда не было, и помянуть их нечем. Иные, правда, еще
пытаются удержаться и не без гордости говорят, подобно Ипполиту Островского: "Коль скоро я
пришел"... Но читатель с грустью припоминает реплику Ахова: "Коль скоро ты пришел, толь скоро ты и
уйдешь"...1 Это одно из проявлений современного литературного, скажу больше, -- современного
житейского оскудения вообще. Оскудению этому есть вполне уловимые причины, говорить о которых
теперь трудно. О них расскажет в свое время история.
Но каковы бы ни были причины, а печальный факт остается фактом, и не удивительно, если люда,
любовно следящие за русской литературой, встречают заинтересовавшего их нового автора с некоторым
скептицизмом: можно ли рассчитывать на сколько-нибудь продолжительное общение с ним? есть ли у
него за душой что-нибудь прочное, не изнашивающееся в два-три приема?
Скептицизм этот был естествен и относительно г. Максима Горького. Не скажу, чтобы он был
устранен и теперь, когда рассказы г. Горького, частью погребенные в таких литературных могилах, как
"Северный вестник"2, да и вообще раскиданные, собраны и изданы отдельно. Но во всяком случае два
томика его рассказов представляют собою нечто вполне определенное, притом такое, что может доставить
и художественное наслаждение и пищу для размышления, что можно не только с удовольствием читать,
но и перечитывать, и что помянется историей литературы, хотя бы г. Максим Горький уже ничего более
не написал.
Г. Горький разрабатывает если не совсем новый, то очень мало известный рудник -- мир босяков,
босой команды, золоторотцев. В отличие от своих предшественников, которых, впрочем, было всего один,
два, да и обчелся, и которые занимались этим своеобразным миром мимоходом и между прочим, он
отдает ему все свое внимание и весь свой недюжинный талант. Мир -- действительно в высокой степени
заслуживающий внимания, как do своей, благодарной для художника, живописной яркости, так и по
своему общественному значению. Это -- чандалы европейской цивилизации. Индийские чандалы живут
вне кастового строя и состоят частью из плодов строго воспрещенных mesalliance'ов {неравных браков
(фр.). -- Ред.} между представителями трех высших каст, частью из потомков судр, за преступления или
по каким-нибудь другим причинам выбывших из своей касты, частью, наконец, из покоренных
неарийских туземных элементов. Наши чандалы -- то, что в западной Европе называется
Lumpenproletariat, a y нас босяки, золоторотцы, -- будучи такими же отверженными из отверженных,
такими же отбросами различных общественных слоев, имеют, однако, совершенно иное происхождение.
Не говоря уже о Западной Европе, и у нас в России не только нет кастового " троя, но и сословные
перегородки постепенно сглаживаются и теряют свое значение. Сын дворянина и мещанки или
крестьянина и дворянки может, конечно, попасть в ряды босяков, но не по рождению, а по такому же
стечению обстоятельств, какое и чистокровного дворянина, как и чистокровного мужика, может ввести в
эти ряды. Лишение прав состояния за преступление тоже не обязательно ввергает людей в "золотые
роты". Наконец, и о какой-нибудь национальной особенности босяков не может быть и речи, И тем не
менее они, подобно индийским чандалам, стоят вне общественного строя, и даже наиболее
демократические европейские партии презрительно сторонятся от Lumpenproletariat'a. Они имеют на то
свои резоны. Босяки от всех берегов отстали, но ни к которому не пристали, ни в какие регулярные кадры
не устанавливаются, никакой партийной или классовой дисциплине не поддаются. Правда, г. Горький
Стр.1