Александр Иванович Куприн
Телеграфист
Текст сверен с изданием: А. И. Куприн. Собрание сочинений в 9 томах. Том 5. М.: Худ.
литература, 1972. С. 326 -- 321.
Зима. Поздняя ночь. Я сижу на казенном клеенчатом диване в телеграфной комнате захолустной
пограничной станции. Мне дремлется. Тихо, точно в лесу. Я слышу, как шумит кровь у меня в ушах, а
четкое постукивание аппарата напоминает мне о невидимом дятле, который где-то высоко надо мною
упорно долбит сосновый ствол.
Напротив меня согнулся над желтым блестящим ясеневым столиком дежурный телеграфист Саша
Врублевский. Тень, падающая от зеленого абажура лампы, разрезывает его лицо пополам: верх в тени, но
тем ярче освещены кончик носа, крупные суровые губы и острый бритый подбородок, выходящий из
отложного белого воротника.
С большим трудом я различаю глубокие глазные впадины и внутри их опущенные выпуклые веки,
придающие всему лицу, так хорошо знакомому, некрасивому, милому, скуластому лицу, то выражение
важного покоя, которое мы видим только у мертвых.
Саша Врублевский горбат. Я знаю только две породы горбатых людей. Одни - и это большинство -
высокомерны, сладострастны, злобны, подозрительны, мстивы, скупы и жадны. Другие же, немногие, а в
особенности Саша Врублевский, кажутся мне лучшими брильянтами в венце истинного христианства.
Когда я беру в свои руки их слабые, нежные, чуткие и беспомощные ручки, у меня в сердце такое чувство,
точно ко мне ласкается больной ребенок. И когда я думаю о Сашиной душе, она мне представляется чемто
вроде большой прекрасной бабочки, - такой трепетной, робкой и нежной, что малейшее грубое
прикосновение сомнет и оскорбит красоту ее крыльев. Он кроток, бессребреник, ко всему живому
благожелателен и ни о ком ни разу не отозвался дурно. Иногда он говорит мне с ласковой, чуть-чуть
укоризненной насмешкой:
- Несправедливые вы люди, господа писатели. Как только у вас в романе или повести появится
телеграфист, - так непременно какой-то олух царя небесного, станционный хлыщ, что-то вроде
интендантского писаря. Поет под гитару лакейские романсы, крутит усы и стреляет глазами в дам из
первого класса. Ей-богу же, милочка, такой тип перевелся пятьдесят лет тому назад. Надо следить за
жизнью. Вспомните-ка, как мы выдержали почтово-телеграфную забастовку, а ведь у нас большинство -
многосемейные. Знаете, милочка, бедность-то везде плодуща, а жалованье наше - гроши. И если
вышвырнут тебя из телеграфа с волчьим паспортом - куда пойдешь? Так-то, милочка. Мне сравнительно
легко тогда было, я три языка знаю иностранных, в случае чего не пропал бы. А другие, милочка, прямо
несли на это дело свои головы и потроха.
Никогда ему не изменяет его светлое, терпеливое, чуть приукрашенное мягкой улыбкой
благодушие. Вот и сейчас: у него висит на ленте очень важная, срочная, едва ли не шифрованная
телеграмма из-за границы, а он уже больше четверти часа никак не может ее отправить, и все из-за того,
что главная передаточная станция занята с одной из промежуточных самым горячим флиртом.
Телеграфист с передаточной загадал барышне с промежуточной какое-то слово, начинающееся на букву
"л", и - такой насмешник! - стучит и стучит все одни и те же знаки:
.--.. .--.. .--.. .--..
Но барышня никак не может отгадать этого трудного слова. Она пробует "лампу, лошадь, лук,
лагери, лимон, лихорадку".
- Лихорадка - похоже, но не то, - издевается передаточная станция.
"Лира, лава, лак, луна, лебедь", - мучается недогадливая барышня.
Тогда Врублевский, которому надоело ждать, считает нужным вмешаться.
- Барышня, подайте ему - "люблю" - и освободите линию: срочная.
- Подождут, - легкомысленно возражают с передаточной.
Но Врублевский делает развязному телеграфисту строгое замечание и через минуту, не глядя на
ленту, уже ловит привычным слухом покаянный ответ:
- Извините, товарищ, но вы сами были молоды и понимаете без слов.
Я вижу, как легкая улыбка раздвигает усы над толстыми, освещенными губами Врублевского. Ему
самому не больше двадцати шести лет, но все сослуживцы относятся к нему, как к старику.
- Вот так они целыми вечерами и романсуют, - говорил он, перебирая ленту, закрутившуюся
кудрявыми завитками. - Что же, дай бог. Кажется, у них дело серьезное. Он - славный мальчик, и
Катерина Сергеевна - хорошая, работящая девушка. Устроятся вместе на станции, и лучше не надо. И как
Стр.1