Александр Иванович Куприн
Мирное житие
Текст сверен с изданием: А. И. Куприн. Собрание сочинений в 9 томах. Том 3. М.: Худ.
литература, 1971. С. 299 - 311.
Сдвинув на нос старинные большие очки в серебряной оправе, наклонив набок голову, оттопырив
бритые губы и многозначительно двигая вверх и вниз косматыми, сердитыми старческими бровями, Иван
Вианорыч Наседкин писал письмо попечителю учебного округа. Почерк у него был круглый, без
нажимов, красивый и равнодушный, - такой, каким пишут военные писаря. Буквы сцеплялись одна с
другой в слова, точно правильные звенья цепочек разной длины.
"Как человек, некогда близко стоявший к великому, ответственному перед престолом и
отечеством делу воспитания и образования русского юношества и беспорочно прослуживший на сем,
можно смело выразиться священном поприще 35 лет, я, хотя и не открываю своего настоящего имени,
подписываясь лишь скромным названием "Здравомыслящий", но считаю нравственным своим долгом
довести до сведения Вашего превосходительства об одном из смотрителей многочисленных учебных
заведений, вверенных Вашему мудрому и глубокоопытному попечению. Я говорю о штатном смотрителе
Вырвинского четырехклассного городского училища, коллежском асессоре Опимахове, причем
почтительнейше осмеливаюсь задать себе вопрос: совместимым ли с высоким призванием педагога и с
доверием, оказываемым ему начальством и обществом, является поведение лица, проживающего
бесстыдно, в явной для всего города и противной существующим законам любовной связи с особой
женского пола, числящейся, по виду на жительство, девицей, которая к тому же в городе никому не
известна, не посещает храмов божиих, и точно глумясь над христианскими чувствами публики, ходит по
улице с папиросами и с короткими, как бы у дьякона, волосами? Во-вторых..."
Поставив аккуратное двоеточие, Иван Вианорыч бережно положил перо на край хрустальной
чернильницы и откинулся на спинку стула. Глаза его, ласково глядя поверх очков, переходили от окон с
тюлевыми занавесками к угловому образу, мирно освещенному розовой лампадкой, оттуда на
старенькую, купленную по случаю, но прочную мебель зеленого репса, потом на блестящий восковым
глянцем пол и на мохнатый, сшитый из пестрых кусочков ковер, работы самого Ивана Вианорыча.
Сколько уж раз случалось с Наседкиным, что внезапно, среди делового разговора, или очнувшись от
задумчивости, или оторвавшись от письма, он испытывал тихую обновленную радость. Как будто бы он
на некоторое время совсем забыл, а тут вдруг взял да и вспомнил, - про свою честную, всеми уважаемую,
светлую, опрятную старость, про собственный домик с флигелем для жильцов, сколоченный тридцатью
пятью годами свирепой экономии, про выслуженную полную пенсию, про кругленькие пять тысяч,
отданные в верные руки, под вторую закладную, и про другие пять тысяч, лежащие пока что в банке, -
наконец, про все те удобства и баловства, которые он мог бы себе позволить, но никогда не позволит из
благоразумия. И теперь, вновь найдя в себе эти счастливые мысли, старик мечтательно и добродушно
улыбался бритым, морщинистым, начинавшим западать ртом.
В кабинетике пахло геранями, мятным курением и чуть-чуть нафталином. На правом окне висела
клетка с канарейкой. Когда Иван Вианорыч устремил на нее затуманенный, видящий и невидящий взгляд,
птичка суетливо запрыгала по жердочкам, стуча лапками. Наседкин нежно и протяжно свистнул.
Канарейка завертела хорошенькой хохлатой головкой, наклоняя ее вниз и набок, и пискнула
вопросительно:
- Пи-и?
- Ах ты... пискунья! - сказал лукаво Иван Вианорыч и, вздохнув, опять взялся за перо.
"Во-вторых, - писал он, тихонько шепча слова, - тот же Опимахов позволяет себе пренебрегать
положениями некоторых циркуляров Министерства Народного Просвещения и иными
правительственными указаниями, побуждая и сам первый подавая пример подведомственным ему
молодым учителям, якобы к расширению программы (sic!), а на самом деле - к возбуждению в
доверчивых умах юношей превратных и гибельных идей, клонящихся к разрушению добрых нравов, к
возбуждению политических страстей, к низвержению авторитета власти и, в сущности, к самому гнилому
и пошлому социализму. Так, вышеназванный коллежский асессор Мирон Степанович Опимахов находит
нужным читать ученикам _лекции_ (это слово Наседкин дважды густо подчеркнул, язвительно скривив
рот набок) о происхождении человека от микроскопического моллюска, а учитель географии Сидорчук,
неизвестно для чего, сообщает им свои извращенные личным невежеством познания о статистике и
Стр.1