Александр Иванович Куприн
Поединок
Текст сверен с изданием: А. И. Куприн. Собрание сочинений в 9 томах. Том 4. М.: Худ.
литература, 1971. С. 7 -- 218.
I
Вечерние занятия в шестой роте приходили к концу, и младшие офицеры все чаще и нетерпеливее
посматривали на часы. Изучался практически устав гарнизонной службы. По всему плацу солдаты стояли
вразброс: около тополей, окаймлявших шоссе, около гимнастических машин, возле дверей ротной школы,
у прицельных станков. Все это были воображаемые посты, как, например, пост у порохового погреба, у
знамени, в караульном доме, у денежного ящика. Между ними ходили разводящие и ставили часовых;
производилась смена караулов; унтер-офицеры проверяли посты и испытывали познания своих солдат,
стараясь то хитростью выманить у часового его винтовку, то заставить его сойти с места, то всучить ему
на сохранение какую-нибудь вещь, большею частью собственную фуражку. Старослуживые, тверже
знавшие эту игрушечную казуистику, отвечали в таких случаях преувеличенно суровым тоном: "Отходи!
Не имею полного права никому отдавать ружье, кроме как получу приказание от самого государя
императора". Но молодые путались. Они еще не умели отделить шутки, примера от настоящих
требований службы и впадали то в одну, то в другую крайность.
- Хлебников! Дьявол косорукой! - кричал маленький, круглый и шустрый ефрейтор Шаповаленко,
и в голосе его слышалось начальственное страдание. Я ж тебя учил-учил, дурня! Ты же чье сейчас
приказанье сполнил? Арестованного? А, чтоб тебя!.. Отвечай, для чего ты поставлен на пост?
В третьем взводе произошло серьезное замешательство. Молодой солдат Мухамеджинов, татарин,
едва понимавший и говоривший по-русски, окончательно был сбит с толку подвохами своего начальства -
и настоящего и воображаемого. Он вдруг рассвирепел, взял ружье на руку и на все убеждения и
приказания отвечал одним решительным словом:
- З-заколу!
- Да постой... да дурак ты... - уговаривал его унтер-офицер Бобылев. Ведь я кто? Я же твой
караульный начальник, стало быть...
- Заколу! - кричал татарин испуганно и злобно и с глазами, налившимися кровью, нервно совал
штыком во всякого, кто к нему приближался. Вокруг него собралась кучка солдат, обрадовавшихся
смешному приключению и минутному роздыху в надоевшем ученье.
Ротный командир, капитан Слива, пошел разбирать дело. Пока он плелся вялой походкой,
сгорбившись и волоча ноги, на другой конец плаца, младшие офицеры сошлись вместе поболтать и
покурить. Их было трое: поручик Веткин - лысый, усатый человек лет тридцати трех, весельчак, говорун,
певун и пьяница, подпоручик Ромашов, служивший всего второй год в полку, и подпрапорщик Лбов,
живой стройный мальчишка с лукаво-ласково-глупыми глазами и с вечной улыбкой на толстых наивных
губах, - весь точно начиненный старыми офицерскими анекдотами.
- Свинство, - сказал Веткин, взглянув на свои мельхиоровые часы и сердито щелкнув крышкой. -
Какого черта он держит до сих пор роту? Эфиоп!
- А вы бы ему это объяснили, Павел Павлыч, - посоветовал с хитрым лицом Лбов.
- Черта с два. Подите, объясняйте сами. Главное - что? Главное - ведь это все напрасно. Всегда они
перед смотрами горячку порют. И всегда переборщат. Задергают солдата, замучат, затуркают, а на смотру
он будет стоять, как пень. Знаете известный случай, как два ротных командира поспорили, чей солдат
больше съест хлеба? Выбрали они оба жесточайших обжор. Пари было большое - что-то около ста рублей.
Вот один солдат съел семь фунтов и отвалился, больше не может. Ротный сейчас на фельдфебеля: "Ты что
же, такой, разэтакий, подвел меня?" А фельдфебель только глазами лупает: "Так что не могу знать,
вашескородие, что с ним случилось. Утром делали репетицию - восемь фунтов стрескал в один присест..."
Так вот и наши... Репетят без толку, а на смотру сядут в калошу.
- Вчера... - Лбов вдруг прыснул от смеха. - Вчера, уж во всех ротах кончили занятия, я иду на
квартиру, часов уже восемь, пожалуй, темно совсем. Смотрю, в одиннадцатой роте сигналы учат. Хором.
Стр.1