Владимир Галактионович Короленко
Дети подземелья
------------------------------------------------------------------------:)
Книга: В.Г.Короленко "Дети подземелья"
Издательство "Народная асвета", Минск, 1979
Художник П.В.Калинин
OCR & SpellCheck: Zmiy (zpdd@chat.ru), 7 октября 2001
------------------------------------------------------------------------:)
В.Г.Короленко изображает тяжелую жизнь городской бедноты в царской России, с нежностью
и любовью пишет о детях, которые в условиях бесправия и нищеты умеют ценить дружбу и
человеческую отзывчивость.
Книга адресуется детям младшего и среднего школьного возраста.
1. Развалины
Моя мать умерла, когда мне было шесть лет. Отец, весь отдавшись своему горю, как будто совсем
забыл о моем существовании. Порой он ласкал мою маленькую сестру Соню и по-своему заботился о ней,
потому что в ней были черты матери. Я же рос, как дикое деревцо в поле, - никто не окружал меня
особенно заботливостью, но никто и не стеснял моей свободы.
Местечко, где мы жили, называлось Княжье-Вено, или, проще, Княж-городок. Оно принадлежало
одному захудалому, но гордому польскому роду и напоминало любой из мелких городов Юго-западного
края.
Если вы подъезжаете к местечку с востока, вам прежде всего бросается в глаза тюрьма, лучшее
архитектурное украшение города. Самый город раскинулся внизу над сонными, заплесневшими прудами,
и к нему приходится спускаться по отлогому шоссе, загороженному традиционной "заставой" [Застава -
заграждение при въезде в город. Устраивалась вначале для защиты от врагов, затем - для сбора денег с
проезжающих. Традиционная застава - обычная застава]. Сонный инвалид лениво поднимает шлагбаум
[Шлагбаум - подъемный брус, преграждающий движение по дороге], - и вы в городе, хотя, быть может, не
замечаете этого сразу. "Серые заборы, пустыри с кучами всякого хлама понемногу перемежаются с
подслеповатыми, ушедшими в землю хатками. Далее широкая площадь зияет в разных местах темными
воротами еврейских "заезжих домов"; казенные учреждения наводят уныние своими белыми стенами и
казарменно-ровными линиями. Деревянный мост, перекинутый через узкую речушку, кряхтит, вздрагивая
под колесами, и шатается, точно дряхлый старик. За мостом потянулась еврейская улица с магазинами,
лавками, лавчонками и с навесами калачниц. Вонь, грязь, кучи ребят, ползающих в уличной пыли. Но вот
еще минута - и вы уже за городом. Тихо шепчутся березы над могилами кладбища, да ветер волнует хлеба
на нивах и звенит унылою, бесконечною песней в проволоках придорожного телеграфа.
Речка, через которую перекинут упомянутый мост, вытекала из пруда и впадала в другой. Таким
образом, с севера и юга городок ограждался широкими водяными гладями и топями. Пруды год от году
мелели, зарастали зеленью, и высокие, густые камыши волновались, как море, на громадных болотах.
Посредине одного из прудов находится остров. На острове - старый, полуразрушенный замок.
Я помню, с каким страхом я смотрел всегда на это величавое дряхлое здание. О нем ходили
предания и рассказы один другого страшнее. Говорили, что остров насыпан искусственно, руками
пленных турок. "На костях человеческих стоит старое замчище", - передавали старожилы, и мое детское
испуганное воображение рисовало под землей тысячи турецких скелетов, поддерживающих костлявыми
руками остров с его высокими пирамидальными тополями и старым замком. От этого, понятно, замок
казался еще страшнее, и даже в ясные дни, когда, бывало, ободренные светом и громкими голосами птиц,
мы подходили к нему поближе, он нередко наводил на нас припадки панического ужаса, - так страшно
глядели черные впадины давно выбитых окон; в пустых залах ходил таинственный шорох: камешки и
Стр.1