Керн (Маркова-Виноградская) Анна Петровна
Дельвиг и Пушкин
Керн (Маркова-Виноградская) А. П. Воспоминания о Пушкине.
Сост., вступ. ст. и примеч. А.М. Гордина. -М.: Сов. Россия, 1987.
OCR Ловецкая Т.Ю.
Письмо Павлу Васильевичу Анненкову при посылке воспоминаний о Глинке
Вы не можете себе представить, как барон Дельвиг был любезен и приятен, особенно в семейном
кружке, где я имела счастие его видеть. Вспоминая анекдот о Пушкине, где Александр Сергеевич сказал
Прасковье Александровне Осиновой в ответ на критику элегии: "Ах, тетушка! Ах, Анна Львовна!"1:
"J'espere qu'il est bien permis a moi et au baron Delvig de ne pas toujours avoir de l'esprit" {Я думаю, мне и
барону Дельвигу вполне позволительно не всегда быть умными (фр.).}, не могу не сравнить их мысленно,
и, припоминая теперь склад ума барона Дельвига, я нахожу, что Пушкин был не совсем прав; нахожу, что
он был так опрометчив и самонадеян, что, несмотря на всю его гениальность -- всем светом признанную и
неоспоримую, -- он, точно, не всегда был благоразумен, а иногда даже не умен. В таком же смысле, как и
Фигаро восклицает: "Ah! qu'ils sont betes les gens d'esprit!" {Ах, как они глупы, эти умные люди! (фр.).}.
Дельвиг же, могу утвердительно сказать, был всегда умен! И как он был любезен! Я не встречала человека
любезнее и приятнее его. Он так мило шутил, так остроумно, сохраняя серьезную физиономию, смешил,
что нельзя не признать в нем истинный великобританский юмор. Гостеприимный, великодушный,
деликатный, изысканный, он умел счастливить всех его окружающих. Хотя Дельвиг не был гениальным
поэтом, но название поэтического существа вполне может соответствовать ему, как благороднейшему из
людей. Его поэзия, его песни -- мелодия поэтической души. Помните романс его:
Прекрасный день, счастливый день!
И солнце, и любовь!2
Пушкин говорил, что он этот романс прочел и прочувствовал вполне в Одессе, куда ему его
прислали. Он им восхищался с любовию, которую питал к другу-поэту. Он всегда с нежностью говорил о
произведениях Дельвига и Баратынского. Дельвиг тоже нежно любил и Баратынского, и его
произведения. Тут кстати заметить, что Баратынский не ставил никаких знаков препинания, кроме
запятых, в своих произведениях и до того был недалек в грамматике, что однажды спросил у Дельвига в
серьезном разговоре: "Что ты называешь родительным падежом?" Баратынский присылал Дельвигу свои
стихи для напечатания, и тот всегда поручал жене своей их переписывать; а когда она спрашивала, много
ли ей писать, то он говорил: "Пиши только до точки". А точки нигде не было и даже в конце пьесы стояла
запятая!
Мне кажется, Дельвиг был одним из лучших, примечательнейших людей своего времени, и если
имел недостатки, то они были недостатками эпохи и общества, в котором он жил. Лучший из друзей, уж
конечно, он был и лучший из мужей. Я никогда его не видала скучным или неприятным, слабым или
неровным. Один упрек только сознательно ему можно сделать, это за лень, которая ему мешала работать
на пользу людей. Эта же лень делала его удивительно снисходительным к слугам своим, которые могли
быть все, что им было угодно: и грубыми, и пренебрежительными; он на них рукой махнул, и если б они
вздумали на головах ходить, я думаю, он бы улыбнулся и сказал бы свое обычное: "Забавно!" Он так
мило, так оригинально произносил это "забавно!", что весело вспомнить. И замечательно, что иногда он
это произносил, когда вовсе не было забавно. Я с ним и его женою познакомилась у Пушкиных, и мы
одно время жили в одном доме, и это нас так сблизило, что Дельвиг дал мне раз (от лености произносить
вполне мое имя и фамилию) название 2-й жены, которое за мной и осталось. Вот как это случилось: мы
ездили вместе смотреть какого-то фокусника. Входя к нему, он, указывая на свою жену, сказал: "Это жена
моя"; потом, рекомендуя в шутку меня и сестру мою, проговорил: "Это вторая, а это третья". У меня была
книга (затеряна теперь), кажется, "Стихотворения Баратынского", которые он издавал3; он мне ее прислал
с надписью: "Жене No 2-й от мужа безномерного б. Дельвига". Он очень радушно встречал обычных
своих посетителей, и всем было хорошо близ него! On etait si a son aise pres de lui! on se santait si protege!
{Подле него вы чувствовали себя столь непринужденно, столь надежно! (фр.)} У меня были "Северные
цветы" за все почти годы с подписью бароновой руки.
В альбоме моем (сделанном для портрета Веневитинова и подаренном мне его приятелем
Стр.1