Книжный развал Георгий Кубатьян Поэзия как живопись Дело было четверть века назад. <...> По здравляя ровесницу с юбилеем, Андрей Битов удивленно констатировал: «Едва ли не впервые в истории русской поэзии имя стало ёмче фамилии — БЕЛЛА». <...> Только Цветаева, когда в 60е годы мы толком ее узнали, тотчас изменила тра дицию. «…памяти твоей / Из гроба научи, Марина», — воззвал к ней тогда Тарковс кий; Ахмадулина вторила: «…за Мандель штама и Марину / я отогреюсь и поем». <...> Спору нет, Ахмадулину возмутил пере чень, в середку которого поставлен эле мент, явно несопоставимый с двумя дру гими. <...> Полагаю, Цветаева с Ахмадулиной во плотили смутное подсознательное пред ставление о поэтической судьбе, поэти ческом облике. <...> Вспомните, как Ахмаду лина читала стихи, ее самозабвенность и самоотдачу. <...> Веду к тому, что Борис Мессерер отно сится к героине мемуарных своих запи сей с юношеским отчасти недоумением — ейбогу, такого не бывает! <...> Очарованный раз и навсегда мемуарист посейчас «ув лечен ее изумительной, неповторимой ин тонацией, заворожен гипнотическим вли янием ее речи» и не сомневается, что чи татель этому гипнозу точно так же под вержен. <...> Мессерер адресуется не к Книжный развал читателям, интересующимся литературой вообще, поэзией в частности, како вых еще немало, но непосредственно к почитателям Ахмадулиной. <...> Вначале — куски разговоров, устные вос поминания самой поэтессы, записанные на диктофон и перенесенные на бумагу, как мне показалось, очень бережно; жи вая речь ощутима здесь во всей прелес ти. <...> Читая своеобычную эту стенограмму, как не вспомнить «Оне гина»: «Неправильный, небрежный лепет, / Неточный выговор речей». <...> Прямая речь Ахмадулиной предваряет мемуарные записи Мессерера — настра ивает на нужную волну, задает уместный тон. <...> Нет, это мно жество разнородных свидетельств о том и другом, пятом и десятом не дает ясной и маломальски цельной картины жизни — разумеется, не <...>