В конце 80-х годов прошлого века на основании анализа ряда исследований истории педагогики (С.А. Князькова и Н.И. Сербова, О.Е. Кошелевой, Л.В. Мошковой и ряда др.), работ по общегражданской истории России (в частности, В.О. Ключевского, Р.Г. Скрынникова, С.М. Соловьёва, Н.Я. Эйдельмана, А.Л. Янова и некоторых других), а также материалов своих исследований я пришёл к выводу о том, что феномен воспитания вполне справедливо рассматривать как один из архетипов русской культуры. <...> Исторический и историко-педагогический анализ феномена воспитания как архетипа русской культуры, а также изучение массива данных о современном состоянии российского населения, в том числе подрастающих поколений, и так называемого «образовательного пространства» дают основание для важного, как мне представляется, вывода. <...> Реальности российского бытия и в ретроспективе, и в современности, и, боюсь, в перспективе тоже (и не только в ближайшей), во многом связаны (или даже определяются, а уж подвержены существенному влиянию точно) с таким феноменом, который обозначается термином раскол. <...> Наличие этого феномена в различные периоды русской истории (от древности до наших дней) позволяет предположить, что раскол можно рассматривать как один из архетипов русской культуры. <...> И поскольку этот архетип существенно влиял, влияет и будет влиять на бытование воспитания как одного из социальных институтов российского общества (другого архетипа русской культуры), постольку имеет смысл рассмотреть его под углом зрения социальнопедагогического знания. <...> Это важно потому, что даже самый приблизительный анализ российской истории и современности позволяет полагать, что раскол следует рассматривать как один из весьма существенных контекстуальных механизмов социализации и воспитания как одной из её составляющих. <...> В словарно-справочной литературе до весьма недавнего времени (да и сегодня нередко тоже) раскол трактуется как «отпадение от Российской <...>