История философии

Философия должна создаваться, и это хорошая весть. Она не дана в своей истории, в своих институтах, в своих текстах, в своем бессознательном: она всегда отличается от своего прошлого. Она должна быть изобретена согласно новым знаниям, часто кочующим по энциклопедиям, например, в технологиях и науках, но не только в них. У философского изобретения есть программа: учесть новизну и энергию философского решения, перестать «критиковать». И вот девиз: Изобретайте философию!

Монография посвящена философскому анализу трактата физика и философа Вернера Гейзенберга «Порядок действительности», написанного в 1942 году. Данный трактат был впервые переведен И.А. Рыбаковой с немецкого языка и дополнен введением и комментарием. Автор монографии затрагивает вопросы, изложенные в самой пространной философской работе Гейзенберга, а также соотносит его понимание действительности с концепциями других мыслителей: от Античности до современной эпохи. Представлены разнообразные подходы к пониманию проблемы времени, а также проблемы многомодусной действительности (в аналитической философии — проблема модальности). Предложен новый принцип построения целостной картины мира — на базе метафизических принципов. Помимо монографии, автором опубликовано более 10 статей по данной теме в рецензируемых изданиях, сборниках материалов научных конференций и семинаров.

Учебное пособие содержит темы и вопросы для практических занятий по дисциплине «Философия» (раздел I История философии). В нем представлены практические и тестовые задания, необходимые для освоения дисциплины. Пособие адресовано студентам, обучающихся по обучающихся по направлениям подготовки 44.03.01 Педагогическое образование, 44.03.05 Педагогическое образование (с двумя профилями подготовки), 44.03.02 Психолого-педагогическое образование, 44.03.03 Специальное (дефектологическое образование), 44.03.04 Профессиональное обучение (по отраслям)

В статье на основании философского метода Мартина Хайдеггера (1889–1976) сделана попытка показать, каким образом возможно преодоление дистанции, отделяющей мир философии от мира высокотехнологичных разработок. Цель исследования – экстраполировать образ мышления Хайдеггера на современные процессы технологизации и цифровизации, представить способы использования на практике «хайдеггерианской» философии сегодня. Таким образом, необходимо сделать шаг назад и пересмотреть попытки Хайдеггера по разработке нового способа вопрошания и мышления. Актуальность статьи обусловлена все большим развитием технологизации и цифровизации всех сфер человеческой жизни, в том числе образования, культуры и философии. Для выявления слабых сторон и недостатков концепции цифровизации ей противопоставляется хайдеггерианская критика политехнического мышления вообще и его «цифровой» составляющей в частности. Показано, как возможно преодоление разрыва между техникой и подлинным бытием человека. Рассмотрено, как на протяжении развития философской мысли Хайдеггера формируются его анализ и отношение к технике, начиная с анализа Dasein (человеческого существования как бытия) в раннем периоде и заканчивая смещением фокуса на язык, поэзию и язык поэтов в позднем. В философии Хайдеггера такой поэзией стала поэзия Ф. Гёльдерлина (1770–1843). Рассмотрена концепция махинативности как обоснования технологичности процессов жизни человека. Представлены основные признаки махинативности, такие как: превращение социальной сферы в огромный механизм-«махину», управляемый технологией; цифровизация как приравнивание индивидов; признание всемогущества технологий, реализованных как «программы действий». В эпоху махинативности человек еще не может признать себя машиной, он считает себя живым существом, проявляющим собственные переживания. В заключении делается вывод, что философия должна сыграть ведущую роль в определении, критической оценке новой картины мира человека в глобальном масштабе.

Статья обращается к известному философскому эксперименту Ж. Деррида, предложившему опыт ориентированной на тексты К. Маркса хонтологии как воображаемой науки о призраках. Отталкиваясь от продуктивной идеи французского философа, автор статьи предлагает рассматривать фигуру призрака как существенную для практики памяти, определяющую самоотношение коллективного сознания, и демонстрирует практические аспекты тезиса Деррида о необходимости обращения к призраку, который представляет собой фигуру, обязательную для формирования коллективной памяти. Призрак выступает актором, конституирующим пространство и внутреннюю структуру коллективной памяти, становясь в одно и то же время инициатором и катализатором развития отношений, интроецируемых коллективным сознанием. Зачастую наибольшую значимость имеют те призраки, что не соотносятся с реальным референтом в историческом прошлом и сами конституируют коллективные воспоминания. Таким образом, призраки, населяющие коллективную память человечества, всегда являются конструктами человеческого сознания, сущностями из регистра воображаемого. Автор демонстрирует, каким образом механизмы закрепления призраков в качестве точек кристаллизации коллективной памяти могут описываться в терминах политической экономии как парадоксальные объекты, не сводимые к универсальной эквивалентности, но сами эту эквивалентность поддерживающие. Принимая за отправную точку дискурс о призраках Деррида, автор показывает, в каких направлениях можно в дальнейшем развить социологические, политические, эстетические и философские аспекты данной темы. Помимо прочего, согласно его мысли, философия должна сохранять в этом процессе функцию интегрального дискурса, позволяющего не уходить в чистую эссеистику, но постоянно сохранять память о собственных целях и задачах.

Проблема справедливости волновала человечество всегда. Настоящая монография призвана рассмотреть и проанализировать идущую от И. Канта традицию моральной философии в ее применении к проблеме справедливого права, справедливого общественного устройства. Автором выявляются достоинства и недостатки, а также характерные проблемы соответствующей методологии. С этой целью исследуются учения выдающихся мыслителей ХХ столетия: Р. Штаммлера, П. И. Новгородцева, Г. Радбруха, Дж. Ролза, Ю. Хабермаса и О. Хёффе. Аргументируется преимущество кантианского подхода к проблеме справедливости относительно конкурирующих подходов.

Автор рассматривает различные аспекты Германского Логоса и германо-скандинавской традиции в свете фундаменталь-онтологии М. Хайдеггера и вопрошающего поиска Ничто как Иного.

Анализируется концепт «научное мировоззрение» в русской философской публицистике первой четверти XX века. Рассматриваются и сопоставляются трактовки данного понятия в работах В.И. Вернадского и Л.М. Лопатина. Оба философа дистанцировались от позитивистской модели научного знания, при этом Лопатин усматривал в предложенной Вернадским трактовке соотношения философии и науки непреодоленные элементы позитивизма. Само противопоставление «метафизики» и «позитивизма» Лопатин оставлял в неизменном виде. Определения «научного мировоззрения», которые даются русскими философами, по большей части тавтологичны. В конечном счете они сводятся к следующему: научное мировоззрение есть совокупность представлений о мире, разделяемых большинством ученых той или иной эпохи. Термин «научное мировоззрение» используется Вернадским и Лопатиным как синоним понятий «наука», «научное знание», «научное мышление», «научный способ постижения мира», какой-либо дополнительной смысловой нагрузки он в себе не содержит. Спор о «научном мировоззрении» в действительности является спором о метафизических истоках, основаниях и предпосылках научного познания как такового. Выражение «научное мировоззрение» (в тех случаях, когда оно предполагает системно организованное концептуальное единство, а не только совокупность выводов специальных наук) указывает лишь на ту или иную метафизическую систему и определяющий ее принцип (или набор принципов) мышления. Понятие «научное мировоззрение» в работах Вернадского и Лопатина выражает тщетное стремление сохранить концептуальное единство философского и научного знания, не растворяя при этом философию в теории и методологии науки.

Идея прогресса в значительной степени определила облик западной цивилизации. Человечество развивается, «движется вперед», причем это движение понимается в двух аспектах — как накопление знания и как наращивание материального богатства. Рождение идеи прогресса — результат взаимодействия христианства с античными представлениями. Первоначально она была вариацией на тему линейного представления об истории, свойственного иудео-христианской религиозной традиции. В период с 1750 примерно до 1900 г. происходит отделение идеи прогресса от религиозных корней и «срастание» понятий прогресса и науки. Этот процесс сопровождался угрожающими явлениями: если первоначально прогресс трактовался как расширение человеческой свободы, то примерно со второй половины XIX в. он все более стал пониматься как расширение «управляемости» — попросту говоря, власти абстрактного государства над человеком и природой. Книга представляет собой классический труд по социальной философии и является одной из наиболее известных и цитируемых работ, написанных в традиции так называемой консервативной школы в американской социологии.

В монографию вошли исследования, целью которых является реконструкция контекстной истории аргументативных практик в различных областях интеллектуальной культуры Западной Европы Античности, Средневековья и раннего Нового времени: в богословской мысли, в естественных науках, в схоластической философии, в литературе гуманистического движения. В центре внимания авторов монографии — важнейшие для донововременной европейской интеллектуальной культуры полемические сюжеты; аргументативная структура философских, научных и богословских сочинений; коммуникативные условия функционирования философского и научного знания; жанровые и логико-семантические особенности философских и научных текстов полемической направленности. Традиционная «перспективистская» модель развития научных и философских концепций, господствующая в историко-философской и историко-научной литературе Нового времени, в монографии подвергается пересмотру. История философской и научной мысли предстает как серия трансформаций аргументативного поля философских и научных концепций — как история изобретения аргументов и воспроизводства полемических практик. В своей версии реконструкции историко-философского процесса авторы монографии стремятся максимально учитывать многообразие «внетеоретических» факторов развития философии и науки — социальных, политических, институциональных. Философские и научные концепции, тезисы, идеи анализируются как продукты речевых практик, определяемых коммуникативным узусом господствующих форм интеллектуальной культуры.

Описаны три основные парадигмы, рефлексивно разработанные в историко-философском процессе: объектная, субъект-объектная, субъектная. С традиционных и соборно-феноменологических позиций рассмотрена европейская рационалистическая философия, изучение которой формирует диалектическое, субстанциальное, проблемное и диалогическое понимание действительности. Представлены размышления о вечных вопросах и современных ценностных поисках, противостоянии и взаимовлиянии индивидуалистической западной ментальности и общинной ментальности остального мира, о русской ментальности, сохранившей в себе колорит изначальных смыслов бытия.

«Проблемы социологии знания» — главная философско-социологическая работа «позднего» Макса Шелера, признанного основателя и классика немецкой «социологии знания». Отвергая проект социологии О. Конта, Шелер предпринимает героическую попытку начать социологию «с начала» — в противовес позитивизму как «специфической для Западной Европы идеологии позднего индустриализма». Основу учения Шелера образует его социально-философская доктрина о трех родах человеческого знания, ядром которой является философско-антропологическая концепция научного (позитивного) знания, определяющая особый статус и значимость его среди других видов знания, а также место и роль науки в культуре и современном обществе. Философско-историческое измерение «социологии знания» М. Шелера раскрывается в его провидческой трактовке синтеза западной и азиатской культур знания как терапии от цивилизованного варварства человека «фаустовского» типа. Актуальность этих идей М. Шелера в наши дни несомненна. На русском языке полностью публикуется впервые.

В статье исследуется проблема социального трансцендирования как одного из важнейших условий достижения социальной стабильности и единства, как метода осуществления социальной интеграции. Рассмотрение трансцендирования в социальном аспекте является весьма перспективной задачей ввиду важности и недостаточной разработанности данной проблематики. Одним из необходимых источников, составляющих теоретико-методологическую базу исследования, выступает социально-феноменологическая теория трансцендентностей Альфреда Шюца и Томаса Лукмана. На основе ее изучения формируется феноменологическая трактовка социальных трансцендентностей, а также выявляются сущностные особенности социального трансцендирования. Выделяя три вида трансцендентностей – «малые», «средние» и «великие», авторы теории трансцендентностей показывают, что социальный характер имеют только «средние» и «великие». Однако все три указанные разновидности аппрезентируются с помощью признаков, знаков и символов. «Средние» трансцендентности интерсубъективны, наличествуют в мире повседневности, указывают на непознанные стороны Другого. Интерсубъективные трансцендентности непреодолимы, но с помощью восприятия по аналогии возможно вероятностное понимание Другого, причем опыт Другого переживается в коммуникативной ситуации Мы-отношения. «Великие» трансцендентности – сна, сновидений, экстазов, смерти, теоретических ориентаций – связаны с внеповседневной реальностью, знаменуют собой решительный выход за рубежи обыденной жизни. Такой выход может реализовываться как поступательно, так и скачками, как непроизвольно и хаотично, так и спланированно и систематически. Стремясь преодолеть «средние» и «великие» трансцендентности как нечто необъяснимое и непредсказуемое, а потому социально опасное, люди истолковывают их творчески в различных коммуникативных ситуациях, увязывая с определенными смыслами и значениями. В ходе данного процесса происходят смысловая организация и упорядочивание социума, укрепление его безопасности и стабильности. Автор делает вывод о том, что социальное трансцендирование носит коммуникативно-семантический характер и таковым предстает в различных сферах социального творчества – науке, искусстве, религии, философии и т. д.

Жизнь жертвенна. Она дарит, а смерть принимает. Поэтому сотворение Вселенной Начальником Жизни было неизбежно. Она искусственна, а не естественна. Не сказочную живую и мертвую воду, а реальную мертвую землю создал Бог. Тварный Люцифер задумал создать на ней мертвый мир роботов. Рожденный же Христос преобразовывал прах в живую землю, Адама, и насаждал райский сад. Даже Жизнь Свою отнес Он в царство мертвых, чтобы разрушить смерть и воскреснуть. Историю победы Жизни над смертью и содержит эта книга.

Учебное пособие «Психология и культура здоровья» адресовано студентам 3-го курса факультета психологии ЮФУ, обучающимся в рамках межфакультетской образовательной программы «Культура здоровья», а также преподавателям курсов «Психология здоровья» и «Культура здоровья».

Издаваемая работа представляет собой полный текст кандидатской диссертации М.К. Петрова, известного учёного, историка европейской философии и науки. Машинописный (электронный) вариант представлен к публикации вдовой М.К. Петрова Г.Д. Петровой. При жизни автора рукопись не публиковалась. Издание содержит вступительную статью заслуженного деятеля науки РФ Г.В. Драча и сопроводительную статью академика РАН В.С. Степина. В подготовке рукописи к изданию принимал участие академик РАН В.А. Лекторский. Примечания к тексту диссертации и предметный указатель подготовлены Тихоновым A.B. и Подгорной М.Г.

Книга посвящена исследованию «агатофилософии», то есть философии добра, Блага (Идея Блага, греч. ίδέα του άγαθου) великого древнегреческого философа Платона (427–347 гг. до н. э.). В ней представлены глубина и разносторонность осмысления Платоном добра и зла в человеке и мире, а также онтологические, религиозные и другие аспекты философской системы Платона. Выявлена перекличка платонизма и христианства; платонизма и русского национального мировоззрения.

Тезисы доклада Всероссийской (с международным участием) междисциплинарной научной конференции УТОПИЧЕСКИЕ ПРОЕКТЫ В ИСТОРИИ КУЛЬТУРЫ (к 500-летию «Утопии»Томаса Мора)

В статье рассматривается понимание категории «субъективность» с точки зрения религиозного мировоззрения, и в частности христианства. Любой человек имеет цель, в которой он заинтересован и к которой стремится. Таким образом, субъективность невозможна без страсти. Под страстью С. Кьеркегор понимает не чувственное, телесное желание, а идею, завладевающую человеком. Кьеркегоровскому пониманию страсти, на наш взгляд, близка делезовская трактовка идеи как задачи. Утратив страсть, человек утрачивает свою человеческую сущность и превращается в фантастическое нечто. Для религиозного мировоззрения высшей страстью становится достижение высшего блаженства – веры. Для Кьеркегора христианство изначально субъективно, а не объектив- но, т. к. Бог – субъект, а не объект, и существует только в субъективности, и обретение Бога возможно благодаря бесконечной страсти внутреннего. Необходимым условием веры является наличие парадокса, позволяющего увековечить историческое и историзировать вечное. Развитие субъективности С. Кьеркегор видит в том, что мыслящий субъект совершает любое действие, имея в виду собственную экзистенцию, которая представляет для него высший интерес. Различие между мышлением и действием С. Кьеркегор обнаруживает в том, что мышлению мы передаем возможность, безразличие и объективность, действию же придаем субъективность. Если мы хотим совершить какое-либо действие, мышление остается мышлением, оно не становится действием, но появляется возможность, в которой возникает заинтересованность в действительности и действии. Субъективный мыслитель – одновременно существующий индивид и мыслитель, но он не абстрагируется от собственного существования и абсолютного различия, но мыслит, оставаясь внутри существования.

В монографии на основе критического анализа истории категориальных учений впервые исследуется традиция понимания диалектических категорий как философских понятий предельной общности и ее последствия для конституирования современной методологии научного познания. В работе рассмотрены проблемы соотношения категорий и философских, научных, общенаучных понятий, а также логической формы существования категорий в мыслящем сознании и условия их необходимого обнаружения.

В статье рассматриваются особенности кьеркегоровской интерпретации понятия «субъективность» в его магистерской диссертации: если традиционная интерпретация связывает субъективность с понятием воли как негативного понятия, то для Кьеркегора понятие «субъективность» нейтрально. Он связывает его с понятиями «мировоззрение», «свобода воли», «долг», «ответственность». Впервые субъективность в исторической действительности проявляется в иронии у Сократа. Ироник возникает в кризисные моменты истории, когда перед человеком встает проблема самоидентификации. Ироник вырван из исторической действительности, он оказывается «между» двумя действительностями. Критическое отношение ироника к действительности порождает его свободу и возможность выбора. Кьеркегор различает метафизическую и сдержанную иронию: 1) метафизическая ирония отрицает всю действительность, в то время как сдержанная ирония отрицает только историческую действительность, которая утратила право на существование; 2) метафизическая ирония возможна только для Бога-ироника, но не для человека, – человек может выразить себя только в сдержанной иронии; 3) метафизическая ирония основана на тождественности мышления и существования, но такое тождество возможно только для Бога, сдержанная же ирония основана на утрате тождественности, расколотом субъекте. Ирония в диссертации С. Кьеркегора рассматривается не как эстетическая категория, не как контемпляция, а как форма существования. В каждой из форм существования – эстетической, иронической, этической, юмористической и религиозной – субъективность проявляется по-разному. Ироник – это одна из форм выражения субъективности, которая зависит от ценностных установок иронического мировоззрения.

Актуальность и цели. Социологическое наследие русского послеоктябрьского зарубежья – неотъемлемая часть истории русской социологии. Особый интерес здесь представляет тема революции и социологическое осмысление революционных событий в России. Предмет статьи – социология революции мыслителей русского зарубежья. Цель статьи – выявление основных подходов и методологических установок русских мыслителей-эмигрантов к решению проблемы революции Материалы и методы. Реализация исследовательских задач была достигнута на основе использования трудов русских социологов немарксистского направления, исследований советских и российских ученых, посвященных рассматриваемой проблематике. Методологический инструментарий включает сравнительно-исторический метод, применение которого позволяет показать оригинальность историко-социологических взглядов русских мыслителей на проблему революции. Результаты. В статье раскрываются теоретические источники социологии революции, осмысливается ее содержание, показываются различные подходы и уровни философско-социологического осмысления проблемы революции П. Струве, Н. Бердяевым, И. Ильиным, С. Франком. Подчеркивается, что в религиозной рефлексии революции в эмигрантский период обнаруживается движение от обоснования термидора к религиозному оправданию революции. Выводы. На основе анализа историко-социологических источников делается вывод о том, что данный тематический срез отечественного историко-социологического процесса позволяет расширить общетеоретический взгляд на революцию путем включения в него таких аспектов, которые определяли видение революции не только как политического или социального феномена, но и события религиозного и метафизического.

Статья посвящена одному из оригинальных направлений русской философской мысли – классическому евразийству. Представлен анализ хозяйственно-экономических воззрений евразийцев. Рассмотрено социально-экономическое учение П. Н. Савицкого, которое авторы предлагают трактовать как философию хозяйства. Показано, что основой разработанного П. Н. Савицким учения о хозяйстве выступает принцип «хозяйского ценения хозяйства», в рамках которого хозяйство представляет собой абсолютную ценность

осуществлен анализ обоснования идеи права в различных течениях русского неолиберального правоведения. Показано, что в неолиберальном правоведении акцент делался на том, что право есть норма, обеспечивающая не только свободу, но и социальную справедливость

секулярный принцип поддержания доверия граждан к закону и христианский принцип подчинения властям основаны на взаимосвязанных положениях, вытекающих из самой природы власти: обязательности, подчинения, лояльности. При этом упор делается на важность исполнения указанных ожиданий и требований как элемента публичных ценностей – светских и религиозных. В этом состоит одно из отличий сект и переворотов – отрицание общепризнанных авторитетов и благ, постулирование исключительности своего собственного видения мира, его развития и совершенствования. Схожесть действия светского права и церковного, юридической доктрины и христианской ортодоксии подводит к логичному выводу об источниках светского права в религиозных правилах и нормах современной правовой среды

в статье рассматривается вопрос о границах позитивистского влияния на философскую компаративистику (П. Массон-Урсель). Выделяются характерные для позитивизма идеи, на определенном этапе развития философской компаративистики оказавшие на нее значительное воздействие. Вместе с тем доказывается, что считать сравнительную философию разновидностью позитивизма было бы ошибочно, два направления демонстрируют различное понимание природы философии.

Описаны три основные парадигмы, рефлексивно разработанные в историко-философском процессе: объектная, субъект-объектная, субъектная. С традиционных и соборно-феноменологических позиций рассмотрена европейская рационалистическая философия, изучение которой формирует диалектическое, субстанциальное, проблемное и диалогическое понимание действительности. Представлены размышления о вечных вопросах и современных ценностных поисках, противостоянии и взаимовлиянии индивидуалистической западной ментальности и общинной ментальности остального мира, о русской ментальности, сохранившей в себе колорит изначальных смыслов бытия.

В первой части книги обозреваются мнения древнегреческих писателей о психологическом воздействии литературы, дан подробный разбор "Поэтики" Аристотеля; во второй части детально рассмотрена рецепция знаменитой формулы "очищения страстей" от Средневековья до новейшего времени. обсуждая проблему катарсиса, автор основывается на тщательном изучении античной культуры, а также новоевропейской традиции антиковедения. книга адресована ученому сообществу, всем тем, кто глубоко интересуется античным миром и вопросами поэтики.

Эта книга рисует индивидуальный портрет Пифагора на фоне коллективного портрета пифагорейцев, с тем, чтобы они дополняли и корректировали друг друга. Опираясь в первую очередь на источники VI–IV вв. до н.э., автор предлагает более исторический образ Пифагора, пифагорейского сообщества и религии пифагорейцев, нежели тот, который известен из позднеантичных текстов. Подробно рассматриваются занятия пифагорейцев математикой, естествознанием и медициной. В анализе философских взглядов принципиальное различие проводится между теориями конкретных мыслителей и "общепифагорейской" числовой доктриной, которую передает Аристотель.

Осуществлен анализ проблемы отношения общественного идеала к действительности в русском неолиберализме. Делается вывод, что решение этой проблемы неолиберальные философы видели в определении средств обеспечения социального прогресса.

В статье прослеживаются рассуждения о понятии "a priopi" в философии Канта и Шопенгауэра

Книга представляет серию очерков, относящихся к области образования и философии образования. В ней рассматриваются такие вопросы, как сущностные характеристики философии образования, понимание гуманизма, и процессов гуманизации и гуманитаризации образования, роль личности ученого, педагога в формировании ценностей и идеалов на ниве просвещения.

В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас — большинство. Ее цель — помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа. В Тибетской книге связывается воедино психология нынешнего и посмертного бытия, и эта связка способна придать нашей жизни настоящий смысл. Ведь, по словам Монтеня, кто учит людей умирать, тот учит их жить.

Книга представляет серию очерков, относящихся к области образования и философии образования. В ней рассматриваются такие вопросы, как сущностные характеристики философии образования, понимание гуманизма, и процессов гуманизации и гуманитаризации образования, роль личности ученого, педагога в формировании ценностей и идеалов на ниве просвещения.

В Тибетской книге мертвых описана типичная посмертная участь неподготовленного человека, каких среди нас — большинство. Ее цель — помочь нам, объяснить, каким именно образом наши поступки и психические состояния влияют на наше посмертье. Но ценность Тибетской книги мертвых заключается не только в подготовке к смерти. Нет никакой необходимости умирать, чтобы воспользоваться ее советами. Они настолько психологичны и применимы в нашей теперешней жизни, что ими можно и нужно руководствоваться прямо сейчас, не дожидаясь последнего часа. В Тибетской книге связывается воедино психология нынешнего и посмертного бытия, и эта связка способна придать нашей жизни настоящий смысл. Ведь, по словам Монтеня, кто учит людей умирать, тот учит их жить.

Мировая гуманистическая мысль шла тернистым путём, то ускоряясь, то спотыкаясь и делая шаг назад. История даёт нам образцы и героического человеколюбия, и преступного человеконенавистничества на грани безумия. Понимание человеколюбия в древней этике не всегда совпадает с современными представлениями о гуманизме. Некоторые исследователи даже считают, что принципа человеколюбия вообще не знало моральное сознание Древнего мира. Но ведь в истории идей, как и в любом другом развитии ничто не возникает на пустом месте. Семена гуманизма взошли в эпоху Возрождения и сейчас стали окрепшими побегами. Но, чтобы они взошли тогда, их надо было посадить ещё раньше, что и было сделано усилиями великих древних.

Для понимания общей конструкции концепции Гербарта следует учитывать, что главный фокус его интересов сосредоточен именно на педагогике, по отношению к которой психология, фундированная, в свою очередь, в его метафизике, играет подчиненную роль. Этот акцент приоритетов приводит к тому, что теоретическое ядро концепции Гербарта, его метафизика и психология, приобретают существенно иной эпистемологический статус в сравнении с построениями его знаменитых современников.

Автор этой книги исходит из общеизвестного факта: изображения и другие рукотворные предметы, которые мы сегодня принимаем за искусство, не всегда и не везде бывали художественными феноменами; люди нередко создавали, воспринимали, переживали и обсуждали их существенно иначе. Любая культура заслуживает того, чтобы увидеть ее как целостный и самодостаточный универсум. Поэтому значение образов "для них" составляет такую же историческую реальность, как и наши интерпретации, которые развертываются в плоскости функционирования этих образов "для нас". Ибо быть образом, текстом, быть искусством возможно только в модусе "для": без отношения к некоторой субъективности, вне живых социокультурных контекстов нет ни искусства, ни образа, ни текста. Где, когда, в каких обстоятельствах и каким образом формировалась идея искусства и складывались соответствующие культурные практики? В поисках ответа на этот вопрос автор выбрал в историческом пространстве-времени два места, традиционно противопоставляемые друг другу по своей духовной природе и культурной ориентации, - Иерусалим и Афины, две идеи - библейский запрет изображать и античный мимезис. Он обнаруживает там параллельные ходы мысли, которые хотя и привели к взаимоисключающим следствиям, существенны и симптоматичны сами по себе. Позднее эти идеи вступят в напряженные и драматические взаимодействия, которые определят судьбы пластики в западной культуре.

Об авторе (Толстой Лев Николаевич).