Национальный цифровой ресурс Руконт - межотраслевая электронная библиотека (ЭБС) на базе технологии Контекстум (всего произведений: 636199)
Контекстум
Руконтекст антиплагиат система

Добровольцы

0   0
Первый авторРаевский Николай Алексеевич
Издательство[Б.и.]
Страниц22
ID9714
АннотацияПовесть крымских дней.
Кому рекомендованоВоенны мемуары
Раевский, Н.А. Добровольцы : Очерк / Н.А. Раевский .— : [Б.и.], 1931 .— 22 с. — Мемуары .— URL: https://rucont.ru/efd/9714 (дата обращения: 19.05.2024)

Предпросмотр (выдержки из произведения)

Раевский Николай Алексеевич Добровольцы. <...> Повесть крымских дней Оригинал здесь: militera.lib.ru Источник текста: Раевский Н. А. <...> Портупей-юнкер Сергиевского артиллерийского училища Михаил Савченко, кадет князь Владимир Ордынский, Николай Сафронов, Василий Шеншин, Михаил Дитмар, Сергей Гаврилов. <...> Надеваю летние галифе и гимнастерку прямо на голое тело. <...> Пока буду у больных, жена рабочего выварит и суконный френч, и белье. <...> На ворохах разноцветных узлов скуластые желтые женщины с детьми на руках. <...> Рыжий бородатый капитан тащит тюк английских брюк с леями. <...> Охапками тащат слежавшиеся френчи, шинели с бронзовыми пуговицами, серые одеяла. <...> У юнкера Савченко распухли ноги, Дитмар от слабости задыхается, да и остальные немногим лучше. <...> Это Миша Дитмар сидит, а это гимназист Гаврилов перевесился через спинку скамейки. <...> Летние галифе и гимнастерка на голое тело. <...> Вместо морковного чая пили настоящий кофей с консервированным молоком. <...> Пламя свечки в фонаре дрожит и мечется от весеннего ветра. <...> До сих пор не знаем, погрузилась ли батарея. <...> Совсем немного по крымским ценам -- три номера газеты. <...> В одной -- фелюга под парусами, в другой -- длинный дымящийся миноносец. <...> Черный хлеб, чай без сахара, опротивевшие блинчики с капустой. <...> В белой раковине, обведенной слепящей каемкой лампочек, зеленые френчи музыкантов. <...> Электрическая каемка вокруг белой раковины опять горит. <...> У нас отличное место около Михайловской батареи. <...> Особенно на миноносцах и мелких судах тяжело. <...> От Михайловской батареи повернуть на север, пройти мимо взорванных пушек, подняться на поросший тощей травой холм. <...> На земле мчатся тополя и серые коробки домов. <...> Мотористы работают в парусиновых костюмах, надетых прямо на голое тело. <...> Половина белая, половина алая, да еще много белых лепестков тронуто алыми мазками... <...> Никто не мог сказать, где висит Щит Собесского или струятся Волосы Вероники. <...> Рыжая кобыла начальника дивизии идет <...>
Добровольцы.pdf
Раевский Николай Алексеевич Добровольцы. Повесть крымских дней Оригинал здесь: militera.lib.ru Источник текста: Раевский Н. А. Добровольцы. Повесть крымских дней // "Простор", 1990, N7-8 Все это было, было, было... А. Блок Часть первая Тифозных в тыл не отправляли. Жалко было. Лазареты в станицах -- почти верная смерть. Еще страшнее, если оставят где-нибудь на вокзале. Там живые вперемешку с трупами. Некому и воды принести. Заболевали один за другим. Об одном просили командира батареи -- только не в госпиталь. Так и лежали в хатах на берегу замерзшего Дона. Правая сторона -- красная, левая -- наша. Как бой посильнее - - тифозных на подводы и в степь. Вечером -- домой. Когда началось отступление, то всех везли с собой. Были эти кубанские дни светлые и больные. С утра до вечера солнце и тишина, на вербах барашки и всюду тиф. Дороги сухие, накатанные до блеска. В станицах грязь по ступицу, злые лица и самостийные листки. Долой генерала Деникина, долой добровольцев! Да здравствует Кубань! Многоводная, раздольная. Угнетенная. Уставшая. Ночевали по хатам иногородних. С ними спокойнее. Сами натерпелись от казаков. Не жалеют соломы. Берут наши бумажки с колоколом и георгиевской лентой. Даже больных не боятся. Был стонущий бред, черные губы, провалившиеся глаза. Колотили по затылкам тифозные молотки. Ночью большевики лезли отовсюду. Из печей, из окон, из-под кроватей. Пытали, выводили в расход. Медленно вырезали погоны. Матюгались. Бросали в холодную воду. Сводило ноги. Сжимало горло. Стеклянные иголочки безжалостно кололи ладони. Хуже всего было днем. На воздухе приходили в себя. Тряслись на подводах. С утра крепились, старались не стонать. К вечеру у некоторых текли слезы. Раз я даже видел, как расплакался терпеливый москвич Коля Сафронов. Взял меня за руку и начал всхлипывать. -- Господин поручик... скоро эта пытка кончится... лучше умереть... Вечером я долго сидел около него на соломе. Коля потерял сознание. Стонал. Хватался за грудь. Я записал в растрепанный блокнот, купленный в Харькове: Сафронов -- 39,7. Утром опять положили на подводу и повезли. В станице Нижнестеблиевской началась моя дружба с Васенькой Шеншиным. Пришли поздно. Было темно, накрапывал дождь. Посредине улицы, в грязи, кто-то стоял и качался. -- Кто там? -- Канонир Шеншин, господин поручик. -- Вы почему не с больными? -- Не могу сам идти, а ездовой меня бросил. Говорит... -- Ну ладно, держитесь за меня крепче. Так почему он вас не отвез? -- Говорит -- выздоравливающий и он не обязан. Вообще ужасно грубый. По матери ругается. Сегодня мне даже сказал, что всех добровольцев надо бы перерезать -- и красных и белых. Из-за них вся война... До переправы через Кубань смертей не было. Мучились, но поправлялись. Врачи даже говорили, что на воздухе тиф легче проходит. Второго марта у моста через Кубань целую ночь ждали переправы. Две хаты на всех. В одной -здоровые, в другой -- больные. К утру задохся милый наш поручик Тарасов. Сыпняк перенес. Где-то заразился дифтеритом. Доктор думал -- ангина, а потом не достали сыворотки. Командир решил всех отправить дальше по железной дороге. Мне поручил сопровождать
Стр.1