Михаил Петрович Новиков
Из пережитого
Date: 21 марта 2009
Изд: Новиков М. П. <...> Чем мы, собственно, кормились, я не помню, но, кроме хлеба, у нас не было и своих картошек, а о
крупах и каше мы даже не мечтали, считая это достоянием богатых, и если когда мать ухитрялась достать
10 фунтов крупы и сварить нам кашину, или кто-либо давал ей ведерко картошки, то у нас был настоящий
праздник. <...> Правда, свет не без добрых людей, матери кое-кто помогал: подавали по горшку молока, по ведерку
картошки, по куску ситного, но все это было чисто случайно, вернее, от праздника до праздника. <...> Все равно Влас Ильич тебя по мыслям узнает и прогонит ни с чем", -- говорили о нем
обиженные им женщины. <...> -- Они двое, а трусы, боялись из сеней выйти: зажгли бы фонарь, волки и убежали, а Белку скорее
в сенцы, а то с палками побоялись, -- рассуждал Воронин Матюшка. <...> После этого разоблачения, подтвержденного пещерой с выходом в овраг, слава Власа Ильича
быстро померкла, и памятью о нем остался не он, а его усадьба, которая и теперь зовется Власовым
подворьем. <...> -- Пускай Влас Ильич подслушивал, кто к нему с чем приходил, от этого в него сильнее верили и
исцелялись, а все же было к кому прийти и свою душу открыть, и свое горе выплакать! -- говорила
убежденно моя крестная бабушке Анне, а теперь вот пустое место стало, и не к кому пойти, и некому
внушение сделать. <...> А после Власа Ильича мужики, правда, как с цепи сорвались и стали еще больше пьянствовать,
тем более что еще до смерти Власа умер старый священник, Михаил Семенович Татевский, которого я
смутно помнил, -- прихожане его боялись и уважали, а тут после него появлялись священники "набеглые",
на короткий срок, и тоже пьющие, которые никаким авторитетом не пользовались и пили вместе с
мужиками на всех праздниках и похоронках. <...> И хотя он своей угрозы не исполнил, давши на другой день обоим нам Христова Тела, но мне <...>
Из_пережитого.pdf
Михаил Петрович Новиков
Из пережитого
Date: 21 марта 2009
Изд: Новиков М. П. "Из пережитого",М., "Энциклопедия сел и деревень", 2004.
OCR: Адаменко Виталий (adamenko77@gmail.com)
ИЗ ПЕРЕЖИТОГО
ПОЯСНЕНИЕ АВТОРА
В моих записках очень мало и литературного языка и хоть какой ни на есть литературной системы.
Для того и другого у меня было мало знаний и навыка, а главное, не хватало времени и совсем не было
подходящих условий "покоя и тишины", при которых только и можно бы было больше обдумывать и
систематизировать написанное. А потому в них так много беспорядка и повторений как написанных с
наскока, отрывками и урывками, по разным случаям из личной и политически-общественной жизни.
Менялось время, менялись события и люди; менялись и мысли. А если и не менялись, то приспособлялись
к более безопасному положению, отчего также получилось много путаницы и заметных противоречий. Не
менялось только желание записать и отобразить хоть как-нибудь переживаемое. А потому на всех записях
лежит печать отрывочности и торопливости. Ведь я же -- крестьянин. Борьба за существование и за новые
мысли и быт была для меня слишком тяжелая и непосильная, а постоянные гонения и травля все время
держали начеку и мало давали покою и возможности для более серьезного и вдумчивого описания
деревни и переживаемых смен и положений.
Мне хотелось, попутно со своей, описать главное -- жизнь деревни в натуре, какова она есть без
прикрас, как ее описывают заправские литераторы, а вышло все же так, что я больше пишу о себе, а не о
деревне. Это и есть результат постоянной торопливости и страха: а ну не успею записать и главных
моментов? Вперед думал, что о подробностях вспомяну после, когда буду перерабатывать черновики. Но
у меня не было надежного места для их хранения и правильного подбора. И одни из них затерялись,
другие взяты при обысках, третьи забывались, где спрятаны, и пропадали или находились после, через
несколько лет, когда уже то же самое записывалось вновь, и таким путем по несколько десятков страниц
пропадало даром.
Но я писал не для печати, а для интереса будущего потомства: внуков и правнуков нашей деревни,
а потому при жизни своей и не мог думать получить от них похвалы или осуждения. Ну, а после, -- думал
я, -- какое мне дело, кто как будет их понимать и относиться к их автору? Я -18
правнук
старика Сысоя, и пусть мои правнуки поведут дальше и свои записи вперед, чтобы не
потерять больше связи с этим Сысоем. Мало я сказал им о жизни прошлой деревни от этого Сысоя и до
1917 г., и хотелось бы это поправить, но я и опять переживаю новый страх: ну когда теперь возвращаться
к давнему прошлому, когда наступило такое новое настоящее, которое властно требует и своего
отражения в записях, и тоже по-настоящему, без прикрас. А ну не успею, а ну умру раньше? Душевная
потребность стучит: надо, надо, надо! А нужные к тому условия все отодвигаются день за днем, месяц за
месяцем, и очень боюсь, что отодвинутся до самой смерти. Что делать? "Силе, нас гнетущей, покоряйся и
терпи". Как старику, мне теперь трудно уже вновь создавать эти условия.
Очень мало я сказал в своих записях и о Л. Н. Толстом, о моих с ним встречах и беседах. Многое
позабыто, а сочинять и врать не хочется. Не хочется и повторять то, что писал о нем раньше по разным
поводам. Душевный был старичок и правдивый на редкость! И правду любил больше золота, не в пример
нам, прочим. Жаль только, что так крепко был отгорожен цензурой от своего народа и остался для него в
стороне, незнамым и неведомым.
Нет в моих записках и так называемого советского духа, и напрасно бы меня стали упрекать в
этом. Им до 1917 г. не дышали, и о нем и не знали. Да и сущность его совсем не вяжется с крестьянскими
интересами и упованиями, и совсем ему чужда как мелкому производителю и творцу своей личной
индивидуальной жизни. И только теперь, когда я так много передышал и перестрадал и в этом новом для
нас духе, я уже не стану настаивать на особой святости и правильности прошлой крестьянской жизни и не
говорю, что вне ее нет больших радостей и интересов.
Этот наш мир, видимый и невидимый, слишком велик и разнообразен, чтобы было в нем
Стр.1