Н. И. Наумов
Юровая
Русские повести XIX века 70-90-х годов. Том первый
М., ГИХЛ, 1957
OCR Бычков М. Н.
В декабрьский вечер в чисто прибранной крестьянской избе сидело трое собеседников. Двое из
них, люди довольно пожилые, имели степенный, солидный вид; дышащая молодостью наружность
третьего отличалась, напротив, неугомонною подвижностью, разлитой не только в лице его, но и во всей
фигуре. Особенно не знали покоя руки, то свивавшие на палец концы пояска, надетого сверх рубахикосоворотки,
или крутившие в жгут полы ее, выпущенные поверх тиковых шароваров.
На столе перед ними, среди чайной посуды и тарелок с пшеничными калачами, оладьями и
блинами, ворчал, пуская густые клубы пара, объемистый самовар, называемый в простонародье
"купеческим", а вставленные в деревянные подсвечники сальные свечи, ярко освещая лица
присутствующих, бросали на выбеленные стены массивные тени от сидящих и от самовара с стоявшим на
конфорке его чайником.
-- Ты, Семка, был у Ивана-то Николаича? -- обратился один из пожилых собеседников к молодому
парню, перетирая полотенцем выполосканные стаканы и блюдца.
-- Был! -- порывисто ответил Семка, точно безотлагательно спешил куда-то, но его задерживали
этим вопросом.
-- Чего ж он поговорил с тобой, а?
-- Говорит, что ноне они сами набрались ума, -- ответил он.
-- Откедова ж это?
-- Не сказывал!
-- А тебе бы и спросить: давно ль, мол, это мужики с умом справляться стали; допрежь, мол,
такого и слуху не было?
-- Обчеством, говорит, положили!
-- Умом-то жить? -- прервал он.
-- Ну, нас, говорит, ноне на кривой кобыле не объедешь, сами трахт знаем!
-- А-а... Ну, сивого жеребца припасем; энтет порысистей будет! -- с иронией заметил первый.
-- Петр Матвеич, ты слушай-ко, чего он показал-то мне? -- прервал его Семка, быстро повертывая
стоявший около него подсвечник, не замечая, что горячее сало каплет на скатерть.
-- Как мужиков-то объезжать?
-- Прут!
-- Пру-у-ут? -- удивленно протянул в свою очередь Петр Матвеич. -- О-о! Мирон Игаатьич, слышь,
мужики-то? -- произнес он после короткой паузы, слегка толкнув облокотившегося на стол и дремавшего
под воркотню самовара Мирона Игнатьича.
-- Взял пруток, -- продолжал между тем Семка, -- и кажет мне: вишь, говорит, один-то его я и
пальцем сломаю, а коли, говорит, метлу возьму, то и топором не сразу разрубишь! Так и вы, говорит,
порозь-то каждого из нас объедете, как кому требуется, а коли мы, говорит, таперя купно, обчеством, так
попоте-е-ешь уломать-то нас! А ноне мы, говорит, цену-то на рыбу будем класть, мы будем господа-то, а
не вы! Тряхнул энто шапкой, да и говорить боле не стал!
-- Вон оно, времена-то, а?.. и мужики заговорили! -- насмешливо сказал Петр Матвеич,
внимательно выслушав рассказ его. -- Ну да поглядим, как оно по притче-то выйдет, кто кого объедет, -говорил
он, снимая с конфорника чайник и разливая в стаканы настоявшийся наподобие пива чай. -Поглядим,--
повторил он, -- надолго ль хватит мужичьего-то ума; у мужика-то передний ум до первого
горя, а прихватит оно -- и пойдет охать, да ахать, да затылок чесать... успе-е-ем!
-- Напустить бы наперво на них мелочь-то! -- замолвил Мирон Игнатьевич, дробя пальцами сахар
на мелкие куски.
-- Зачем?
-- Спесь-то сбивать!
Стр.1