Семен Яковлевич Надсон
Автобиография
Начнем с начала, если это для кого-нибудь интересно. История моего рода, до моего появления на
свет, для меня - область, очень мало известная. Подозреваю, что мой прадед или прапрадед был еврей.
Деда и отца помню очень мало. Мать происхождения русского, из рода Мамантовых, которые, в свою
очередь, ведут свое происхождение от некоего легендарного хана Мамута - татарина.
Так как я своего рода не знаю, то не знаю также, были ли в нем люди чем-либо замечательные;
слышал только, что отец мой, надворный советник Яков Семенович Надсон, очень любил пение и музыку,
способность, которую и я от него унаследовал. Иногда мне кажется, что, сложись иначе обстоятельства
моего детства, я был бы музыкантом. Замечательно также, что, когда я, девяти лет от роду, начал писать
стихи, они хромали во всех отношениях, кроме метрического, и размер у меня всегда был безошибочен,
хотя о теории стихосложения я и понятия не имел. Думаю, что это - результат моих музыкальных
способностей.
История моего детства - история грустная и темная. Я мало могу сообщить подробностей и об
обстоятельствах, сопровождавших мои первые жизненные шаги, так как тогда, будучи ребенком, я
многого не понимал, а потом расспросить мне было некого - да, по правде сказать, и не хотелось много
расспрашивать.
Родился я 14 декабря 1862 года в Петербурге. Затем мать и отец увезли меня, год спустя после
моего рождения, в Киев. Отец вскоре умер, так что моя сестра Анна, моложе меня полутора годами,
родилась уже после его смерти. В Киеве я помню наше семейство слитым с семейством некоего Фурсова,
у которого мать моя жила экономкой и учительницей его дочери. Когда мне было семь лет, мать моя,
рассорившись с Фурсовым, уезжает в Петербург. Я поступаю в приготовительный класс 1-й классической
гимназии.
Мы живем у моего дяди, брата матери, Диодора Степановича Мамантова (теперь уже умершего).
Впечатления мои у него опять главным образом музыкальные, так как дядя играл на виолончели (у него
собирались квартеты; музыка была серьезная и хорошая). Вскоре мать, больная чахоткой, выходит
вторично замуж - за Николая Гавриловича Фомина, управляющего Киевским отделением Российского
общества страхования и транспортирования кладей - и уезжает с мужем в Киев. Меня переводят в
киевскую гимназию.
Во время каникул на даче, под Киевом, отчим мой в припадке умопомешательства вешается после
многих семейных сцен, вконец измучивших мою больную мать. Мы остаемся в Киеве без всяких средств
и испытываем все ужасы нужды и всю тяжесть "помощи добрых людей", к числу которых принадлежали
мать и брат моего покойного отца, жители Киева.
Так дело тянется до зимы, когда другой мой дядя, брат матери, Илья Степанович Мамантов,
высылает нам деньги и снова вызывает нас в Петербург. Тут в 1872 меня отдают пансионером во 2-ю
военную гимназию (теперь 2-й кадетский корпус), а сестру мою - в Николаевский институт. Мать в эту же
зиму - правильнее, весною 1873 года - умирает, не оставив нам с сестрой почти ничего. Меня берет под
свое попечение И.С.Мамантов, сестру - Д.С.Мамантов, брат матери. Мы растем розно.
В 1879 году я кончаю курс в гимназии и поступаю в Павловское военное училище. Но еще до
начала учебных занятий болезнь груди принуждает меня, будучи юнкером, отправиться на Кавказ, в
Тифлис, где я провожу зиму и лето 1880 года. Осенью возвращаюсь в училище, кончаю курс через два
года и выхожу в 1882 году подпоручиком в Каспийский полк, в Кронштадте.
Болезнь груди, получившая свое дальнейшее развитие, и пламенное личное желание принуждают
меня покинуть службу в 1884 году и выйти в отставку. Лето я отдыхаю, проводя его у А.И. Плещеева, на
его даче, по Варшавской железной дороге, но отдыхать мне идет не впрок, и я, уже занявший было место
секретаря редакции в газете "Неделя", которое добыл с большим трудом и которым был вполне доволен,
должен был покинуть его и, по совету врачей, на средства, доставленные мне участием и хлопотами моих
друзей, должен уехать за границу, в Висбаден и Канн, чтобы отсрочить на некоторое время свой
смертный приговор... Веселенький пейзажик!..
Такова фактическая сторона моей микроскопической жизни.
Теперь расскажу литературную и душевную. Четырех лет я уже читал по-русски. В семье, до
смерти матери, я был маленьким чудом и маленьким деспотом. Мать меня любила до безумия. Я был
болезненный, впечатлительный ребенок, с детски-рыцарскими взглядами, благодаря раннему чтению и
идеализму матери. Поступление в корпус было первым моим серьезным горем. В первом классе я уже
мечтал о писательстве (мне было 9 лет). Тогда уже я проглотил почти всю детскую литературу - Майн
Стр.1