Яков Данилович Минченков
Брюллов Павел Александрович
Источник: Минченков Я. Д. Воспоминания о передвижниках. "Художник РСФСР". Ленинград.
1965. Издание пятое
OCR Ловецкая Т.Ю.
Художники говорили о Брюллове, что он хороший математик, окончил университет и слушал
лекции по математике в Англии. Математики уверяли, что он музыкант, кончивший консерваторию, а
музыканты возвращали его снова в лоно художников. Где учился и что окончил Брюллов -- этого я не
знаю; похоже на то, что он прошел и университет, и Академию художеств, и консерваторию.
Уж очень одаренной была его натура, и казалось, что ему ничего не стоило изучить все три
специальности. И действительно, он писал картины, обнаруживал большие знания в математике и играл
на виолончели и рояле.
Универсальность его знаний, сложность интересов и отзывчивость на все вопросы современности
отрывали его от каждой из специальностей и не давали ему углублиться в ремесло искусства, почему он и
не выработался в большого мастера, а широкая жизнь и возможность без тяжелого труда пользоваться ее
благами способствовали его легкому отношению к искусству, которое он любил без печали и гнева, как
усладу своей красивой жизни.
В нем сидела высокая европейская культура, которую он унаследовал от родных и закрепил
образованием при счастливых условиях своей жизни. Отец его был архитектором, а дядя -- знаменитый
Карл Брюллов, автор картины "Гибель Помпеи".
Всем известен автопортрет последнего; красивое лицо с прекрасно выраженным лбом и повисшая
тонкая изящная кисть руки. К Павлу Александровичу перешли родовые черты -- он был очень красивым
человеком.
Родители его имели достаток, ума ему было не занимать стать, среда высокохудожественная и
ученая, и оттого вылилась такая фигура, которой можно было позавидовать.
Брюллов был неизменным членом Правления Товарищества и сотрудником кассира Лемоха в
счетоводстве товарищеских сумм.
Если у Лемоха происходила какая-либо путаница в счетоводных книгах, он звал на выручку
Брюллова. Тот приходил, раскрывал все книги и начинал волноваться. Павел Александрович был горячий
человек, но горячность его была безобидная, и на нее никто не обращал внимания. Он и горячился и
смеялся в одно время, таков в большинстве был и характер его речи.
Он говорил Лемоху:
-- Кирилл, как же это можно? Ты не наметил себе главного и начинаешь считать все с самого
начала и -- нет, как же это так? Ну вот! Ax!
Брал бумагу, карандаш и начинал выписывать цифры.
Лемох жаловался:
-- Посчитаю -- то у меня лишних рубль семьдесят копеек оказывается, а то недостает около
трехсот рублей.
Брюллов кипел:
-- Да нет же, так нельзя! Ты сюда записал, а вот туда нет. Пойми же, наконец, что в приходе
значится, а в расходе... нет, ей-богу, так никуда не годится!
Опять выписывал цифры, задумывался и неожиданно говорил:
-- А ведь это, пожалуй, правильно.
-- Что? Ты находишь что все правильно? -- удивленно спрашивал Лемох.
-- Ну да, он так это говорит.
-- Постой, кто же это говорит?
-- Как -- кто? В третьем акте Гамлет.
-- Вот те раз! Да это ты, Павел Александрович, в театре был, вспоминаешь про Гамлета, а про мои
книги уже и забыл? -- в отчаянии говорил Лемох.
И действительно, Павел Александрович думал уже о Гамлете, а про счетоводство забыл. Это была
его отличительная черта. У него мысли, воспоминания, планы текли в голове непрерывной волной и
постоянно менялись. Бывало даже так, что он начинал говорить об одном, а потом речь его
перестраивалась, и вы неожиданно слышали совсем другое. Мог во время делового, прозаического
разговора запеть арию из оперы.
Лемох возвращал его к скучной прозе, к цифрам, и Брюллов снова писал и быстро находил
Стр.1