Д. С. Мережковский
Александр первый
Д. С. Мережковский. Собрание сочинений в четырех томах. Том 3
М., "Правда", 1990
OCR Бычков М. Н.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Очки погубили карьеру князя Валерьяна Михайловича Голицына.
-- Поди-ка сюда, карбонар! За ушко да на солнышко. Расскажи, чего напроказил? Что за история с
очками? А? Весь город говорит, а я и не знаю,-- сказал, подставляя бритую щеку для поцелуя князю
Валерьяну, дядя его, старичок лысенький, кругленький, катавшийся, как шарик, на коротеньких ножках,
все лицо в мягких бабьих морщинах, какие бывают у старых актеров и царедворцев,-- министр народного
просвещения и обер-прокурор Синода, князь Александр Николаевич Голицын.
Когда князь Валерьян, после двухлетнего отсутствия (он только что вернулся из чужих краев),
вошел в министерскую приемную, большую, мрачную комнату с окнами на Михайловский замок, так и
пахнуло на него запахом прошлого, вечною скукою повторяющихся снов.
На том же месте опустилась под ним ослабевшая пружина в старом кожаном кресле. Так же на
канцелярском зеленом сукне стола лежали запрещенные духовною цензурою книги; "О вреде грибов",
прочел он заглавие одной из них: грибы постная пища,-- догадался,-- нельзя сомневаться в их пользе.
Теми же снимками со всех изображений Спасителя, какие только существуют на свете, увешаны были
стены приемной: лик Господень превращен в обойный узор. Так же рдела в глубине соседней комнатымолельни
темно-красная лампада в виде кровавого сердца; так же пахло застарелым, точно покойницким,
ладаном.
-- Помилосердствуйте, дядюшка! Вы уже двадцатый меня об этом сегодня спрашиваете,-- сказал
князь Валерьян, глядя на старого князя из-под знаменитых очков, с тонкой усмешкой на сухом, желчном и
умном лице, напоминавшем лицо Грибоедова.
-- Да ну же, ну, говори толком, в чем дело?
-- Дело выеденного яйца не стоит. На вчерашнем дворцовом выходе в очках явился; отвык от
здешних порядков -- из памяти вон, что в присутствии особ высочайших ношение очков не дозволено...
-- Поздравляю, племянничек! Камер-юнкер в очках! И свой карьер испортил, и меня, старика,
подвел. Да еще в такую минуту...
-- Из-за очков падение министерства, что ли?
-- Не шути, мой друг, не доведут тебя до добра эти шутки...
-- Что за шутки! Завтра к Аракчееву являться. Ежели в крепость или в тележку посадят с
фельдъегерем,-- только на вас и надежда, дядюшка!
-- Не надейся, душа моя! Я от тебя отступился: советов не слушаешь, сам лезешь в петлю.
Думаешь, не знает начальство, какая у вас каша заваривается? Все знает, мой милый, все. Погоди-ка, ужо
выведут вас на чистую воду, господа карбонары... А письмо-то, письмо? Это еще что такое?
Откровенничать вздумал по почте? Уж если так приспичило, можно бы, чай, и с оказией...
В перехваченном тайной полицией и представленном государю письме князь Валерьян называл
Аракчеева "гадиной". Князь Александр Николаевич ненавидел Аракчеева; не кланялся с ним даже во
дворце, в присутствии государя. Князь Валерьян знал, что за это письмо дядя готов простить ему многое.
-- Я всегда полагал, ваше сиятельство,-- проговорил он с еще более тонкой усмешкой на слегка
побледневших губах,-- что заглядывать в частные письма все равно, что у дверей подслушивать...
Старик зашикал, замахал руками.
-- Если желаете, сударь, продолжать со мною знакомство, извольте выбирать выражения ваши,-сказал
он по-французски.
-- Виноват, ваше сиятельство, но, право, мочи нет! Вся кровь в желчь превращается. Я понимаю,
Стр.1