Пётр Николаевич Краснов
Цесаревна
Часть первая
I
В Конотопе верховых и вьючных лошадей оставили. Дальше, до самой Москвы, шел ямской
тракт, и полковник Федор Степанович Вишневский подрядил телегу по казенной подорожной. Он ездил
в Венгрию покупать вина для императрицы Анны Иоанновны и, отправив покупку обозом за надежным
бережением, сам спешил в Петербург.
Алеша вышел на крыльцо и долго смотрел, как реестровый казак с пятью заводными лошадьми
трусил по обратной дороге. Был прохладный полдень, и уже пахло весною. Земля на солнце оттаяла и
просохла. Белая пыль поднималась за лошадьми, и в ней, как в тумане, горел неярким пламенем алый
тумак черкесской шапки казака. Висячие рукава кунтуша мотались за спиною, как крылья, и с дома, с
самого детства знакомые и точно родные лошади спешили покорной ходой. Серко бежал сбоку, и Алеше
долго были видны высокие луки, обтянутые алым сафьяном полковничьего седла.
На деревянном крыльце, на щелястом полу с глубокими темными морщинами плохо оструганных
досок лежали пестрые ковровые хуржины -- переметные сумы с домашней провизией. Темное горлышко
толстой пузатой сулеи с токайским вином -- счастливый покупатель себя не забыл -- торчало из крайней
сумы. В хуржинах -- Алеша их укладывал с матерью -- лежали коржики сладкие, на меду, домашние
сухари, что напекла и насушила ему на дорогу,-- "аж до самого Сам-Питербурха чтобы хватило" -- мачка
Наталья Демьяновна. Громадный кусок сала, ветчина и колбасы -- деревенская снедь в мокрых
холщовых тряпицах наполняли сумы. Алеша долго смотрел, как серел и голубел, уменьшаясь, точно тая
в воздухе, казак с родного хутора Лемеши, и с ним серело и таяло, исчезая в небытие, и его прошлое. И
сейчас -- будто кто-то совсем другой, незнакомый и чужой, стоял на крыльце ямской избы, над которой
свешивали воздушные нити тонких ветвей еще голые акации.
Было грустно. Точно снились -- поднимались воспоминания нерадостного и невеселого детства.
Пригонит Алеша к вечеру общественное лемешское стадо и, голодный, обгорелый на толоке,
пропахший скотиной и полынной горечью степных трав, с длинным бичом на плече войдет в хату,
снимет рваную шапчонку и станет креститься на темные лики икон, на толстый дубовый сволок, где
славянскими буквами, под титлами вырезана надпись: "Благословением Бога Отца, поспешением Сына".
Здесь был вырезан крест: "Содействием Святого Духа создася дом сей рабы Божией Натальи Розумихи.
Року 1711 маия 5 дня". Помолившись, ждет от отца приглашения вечерять.
За столом, на лавке, сидит отец и с ним человек пять соседей казаков. Все уже пьяны достаточно.
Оловянные стаканы с брагой то и дело осушаются. Отец, кивая красной, в седых кудрях головой и
расправляя длинный ус, рассказывает -- в который уже раз!-- о своих доблестях и невзгодах.
-- Та я ж,-- кричит он, стуча стаканом по столу,-- с великой охотой вси козацкие против татар и
протчиих неприятелей отправлял походы!.. Ох!.. -- щелкает он себя по высокому и красивому лбу.-- Гей!
Що то за голова, що то за розум!.. Но... нема хвортуны... Вишь, бидолага! Ради частых нечаемых, ово от
неприятелей, ово от междуусобных разорений все знищало... А то!.. Гей, хлопцы!Що то за голова, що то
за розум!..
С этой отцовской поговорки Алешу и все их семейство прозвали на хуторе Розумами.
Теперь казалось Алеше, что тогда устало сидел в углу, на лавке в хате, пил молоко,
прислушиваясь к пьяной болтовне отца, совсем и не он, а какой-то маленький и жалкий пастушок,
ничего общего не имевший со статным молодцом, что стоит сейчас на крыльце ямской избы в Конотопе
и что едет с паном полковником в Санкт-Петербург.
Вспоминает Алеша, как он тайком от отца ходил к дьячку села Чемер учиться грамоте и
церковному пению. Отец узнал об этом и,-- тоже точно и не наяву это было, но только приснилось,-пьяный
гонялся за ним, а он в смертельном испуге убегал от отца, кружа около хаты. Отец настигал его.
Он проскочил под ворота, а отец вслед ему пустил с такой силой топор, что он глубоко врезался в доски
ворот... После этого Алеша бежал из отцовского дома и поселился у дьячка. Здесь познал он сладость
науки и прелесть гармонии пения.
И вот совсем недавно, в начале января,-- как хорошо запомнился этот день Алеше, а тоже и не
поймет совсем, во сне это ему снилось или точно так было,-- в этом самом сером чекменике пришел он
домой, к матери. И видит... Совсем сон... В маленькие окна светит яркое, утреннее солнце. И от того ли,
Стр.1