№ 25 ГРАН И Предтечи и борцы В те дни писал идллот «Серапионовых братьев», один из самых интересных русских критиков Илья Груздев: «Как бы то ни было, сейчас в русской литературе нет более насущного вопроса, как утверждение новых форм прозы, оскудевших сейчас, может быть, накануне нового расцвета». <...> Вполне понятно, что после революции, после кровопролитие йшей гражданской войны старое, простое, привычное показалось слишком пресным. <...> Это было время экспериментирования, время усложнения задач и усложненных решений. <...> В этом большая слабость писателей «Перевала», как и большинства других русских писателей того времени. <...> Явная эксперимента льность художественного произведения всегда идет за счет снижения его эмоционального воздействия. <...> С другой стороны, это большой плюс в том отношении, что писавшие тогда золотым ключом нежелания продолжать традицию открыли какие-то новые двери, перед которыми русская литература сегодняшнего дня и стоит. <...> На их долю вьь пало быть предтечами того ренессанса, который начнется с освобождением. <...> Если подходить к ним с чисто-художественной точки зрения, то окажется, что писатели «Перевала», в лучшем случае, что-то обещали. <...> Даже такие крупные из них как Борис Пильняк, ненадолго пережили свою физическую смерть. <...> Знают по имени, да и то не все и не всегда. <...> И в этом другом имена их вечно будут принадлежать русской истории. <...> К ним тянется древняя линия традиции от Макария, остановившего Иоанна Грозного перед крестом: «недостоин к нему приложиться! <...> » Они — герои борьбы за свободу, за правду, за справедливость. <...> В довольно широких кругах обывателей распространено такое убеждение: Глеб Глинка. <...> Пусть лучше жмут писателей, которых мало, да дают жить остальным, которых много». <...> Всякий тоталитарный нажим на литературу, на искусство есть только следствие общей болезни организма. <...> Литература страшна для тиранов только постольку, поскольку это литература, которую читает каждый. <...> И потому нажим <...>