Г. Андреев ПРИ ВЗЯТИИ БЕРЛИНА Рассказ Свет из полузаваленной двери нехотя пробивался в убежище. <...> Вблизи от двери еще можно было увидеть нахохлившиеся фигуры женщин, стариков, детей, сидезших на чемоданах и узлах, дальше всё пропадало во тьме. <...> То, что темь тоже полна людьми, угадывалось по шорохам и по какому-то особенно гнетущему настроению, пропитывающему кислый вонючий воздух. <...> Тишину изредка прерывал вздох, плач или крик ребенка, громкий шопот: если говорили, то почему-то только шопотом. <...> Сверху доносилась винтовочная и пулеметная стрельба, автоматная трескотня, ухали орудийные взрывы: в городе шел бой. <...> Борис Васильевич Обухов, когда-то капитан царской армии, а потом шофер берлинского такси, сидел неподалеку от двери, прислонившись к стене и сжав руками опущенную голову. <...> Голова болела, тело ныло: в шестьдесят пять лет не легко просидеть в подвале четверо суток безвыходно. <...> Выходить было некуда: над подвалом развалины, вокруг тоже развалины, а в них рвутся снаряды и пронизывают воздух пули. <...> За много лет в Берлине Борис Васильевич так и не научился сносно говорить по-немецки: жить кое-как жил, а мыслями оставался в России. <...> За четверо суток он всё передумал: «Расстреляют как белогвардейскую сволочь. <...> » Но в мучения и смерть не верилось, почему-то казалось: не может быть. <...> Но проходили часы, дни, наверху не утихало, и мысли уже перепутались, притупились. <...> Борис Васильевич задремал и не видел, как в изломанной дыре двери показался красноармеец. <...> Прижимаясь к стене, солдат осторожно переступал камни, выставив перед собой нацеленный в тьму подвала автомат. <...> Солдат щелкнул фонариком: в снопе света на мертвенных лицах засветились десятки застывших в нечеловеческом страхе глаз. <...> Смелее переступив, с автоматом наизготовку под правым локтем, солдат 98 ГРАН И повел фонариком по подвалу, потом обернулся и крикнул: — Давай сюда, калым есть! <...> В невиданных Борисом Васильевичем пилотках и в кофтах-телогрейках с тесемками вместо пуговиц <...>