Проза Лула Куни Абрисы Повесть Светлой памяти Тины Брюссель Ты дрожишь на холодном пронизывающем ветру. <...> Под строгим присмотром старшенькой, которой эта напасть — Куни Лула Изнауровна — поэт, прозаик, публицист. <...> Вечная «боевая готовность номер один» — верхняя одежда на ночь — чтобы сразу — детей на руки — и бежать: от обстрела, бомбежки, взрывов… ото всего… подальше… закрыв им ушки, чтобы не оглохли, закрыв глазки, чтобы не обожгло им души ужасом… Котомка в углу — самое необходимое в дорогу. <...> С детишками налегке не побежишь… Когда же это было: покой, сонная тишина за легкомысленными занавесками на окнах, приглушенный свет ночника, тиканье будильника на тумбочке? <...> Но долго саднит сердце от непонятной боли… И внутри тебя — там, куда давно и надолго забилась душа, — ощущение гулкой пустоты. <...> В саду — небольшом квадрате заднего дворика размерами в сорок раздумчивых 56 Лула Куни. <...> Стволы неуклюже скособочились после того, как земля во дворе — в еще не забытую войну — была вывернута наизнанку девятью воронками от снарядов. <...> (До сих пор, если присмотреться, можно увидеть на огрубевших стволах еще не зажившие частые насечкищербинки от осколков разрывавшихся тогда снарядов. <...> В отличие от старых кумушек, абрикос, помнящий их, когда они были еще тощими голенастыми саженцами, с завистью глядящими на его, уже тогда пышную, шелковистую крону, все еще держится молодцом. <...> Но наша белочка поселилась у старого друга надолго. <...> Стоило комуто, услышав треск сучьев и глухой стук падающих в траву зеленых абрикосин, подойти к дереву поближе, как тут же листья замирали, дерево словно вытягивалось и. — абсолютная тишина. <...> Тогда, в августе, после боев, от него оставалось меньше половины… Когда, раскопав под обломками сарая свой инвентарь, с садовым варом в ведре и целым ворохом разных — интуитивно приготовленных — снадобий, я подошла к нему, абрикос уже молча готовился к красивой кончине на виду у своих покалеченных, 1 Свадьба <...>