тобиографии, и другие личные нотки, как непрерьгеные нравоучения и морализаторство, своей назойливостью не уступающие Льву Толстому в его преклонном возрасте; раздражает и повторное утверждение собственного превосхойства на д не видящей истины толпой, дышащей «выхлопными газами чувственной цивилизации» и нуждающейся (в пропшоположность автору) в психиатрах. <...> Неуместными кажутся ка к словесные эффекты в стиле «я не принадлежу ни к какой организованной религии, не состою в болельщиках ни одного футбольного клуба», так и повторные сомнения автора в том, достаточно ли он был продуктивен (это написав с три десятка книг!!) <...> С одной стороны, все эти штрихи, конечно, оттеняют колорит незаурядной личности автора, дьш1ащей динамикой, упорством, юношескими контрастами пессимизма и оптимизма, решимостью плыть против течения и нежеланием смириться ни с причудами американского быта, ни с фактом лерворюдного греха. <...> Но с другой стороны, эти черты характера создают неатужные плевелы, которые скрывают от многих читателей т е многочисленные зерна истины, которые автор в течение своей жизни скопил. <...> Когда несколько рассосется «кризис нашего времени» (кризис, которого, перефразируя Ильфа и Петрова, на само.м деле, может бьггь, вовсе и нет), когда людям надоест летать на мертвую Луну, посылать фотонные ракеты во Вселенную и ломать голову над бездонной сложностью субатомных частиц, сама жизнь и х заставит обратить больше внимания на те дела, к которым их призывал проповедш1к ш зьфянского села. <...> Люди культурной миссии Хотелось бы обратить внимание русской общественности в эмиграции и в России на большое культурное дело, уже много лет ведомое в США русскими литературоведами проф. <...> Сергеев нители архивов, вопреки власти, делают все, что в их силах, чтобы спасти для будущего сокровища русской культуры. <...> И если что издается, переиздается или просто хранится, это исключительно их заслуга. <...> Что же касается Струве и Филиппова <...>