Эхо Эвакуация Из мемуаров 1941 года Рубрику ведет Лев Аннинский …Начиная с вокзала все было ново: галдеж вагона, незнакомые города, ощущение войны, гордость, что я сын ушедшего на фронт добровольца И еще — неслыханное скопление родственников. <...> Нас провожало море народа, а ехало пятеро: кроме меня с матерью, тетка Люба, ее сын Вадим (любимый мой брат!) и еще дочь дяди Миши-военного — трехлетняя Леночка. <...> Как самая младшая она была главным объектом забот, но в ходе четырехдневного странствия наступил момент, когда именно я оказался в центре всеобщего внимания: слетел с верхней полки от толчка поезда и упал на батарею бутылок с боржомом (знал бы, что следующий боржом в моей жизни появится не раньше чем через десять лет). <...> Я с интересом рассматривал приземистые каменные дома и вымощенные плитами тротуары Свердловска. <...> Ощущение провала, катастрофы, конца жизни не сразу пробилось сквозь новизну случившегося. <...> Я решительно не замечал тесноты маленькой комнатки, куда все наше многоступенчатое семейство ввалилось 7 июля 1941 года, — меня куда больше поразила старинная резная фисгармония принявших нас хозяев. <...> Хозяином комнатки был лысеющий человек с орлиным носом и смеющимися глазами. <...> Приветливость его смутно беспокоила меня: я чувствовал странность происходящего и не умел сформулировать своего вопроса, я осторожно допытывался у старших, к кому же это мы приехали и кем нам приходится человек с орлиным носом, спокойно созерцающий из уголка наше фантастическое вселение. <...> Мне объяснили, что этот человек «из того же украинского местечка, что мы все», что он приходится «нам всем» каким-то очень сложным родственником, мне, например, он разом троюродный дядя и четвероюродный брат; нумераций этих я не понимал, родство было слишком замысловатым, а из «нашего местечка» могло быть, вообще говоря, полно народу. <...> Первое время продлилось несколько месяцев, пока нами уплотнили какую-то бабусю в том же доме. <...> Просторней не стало <...>