Ольга Балла Наука расставания Что сводит книги вместе, в пределах одного читательского взгляда, кроме, разумеется, редакторской воли да произвола случая — да еще, пожалуй, персональных пристрастий читателя, внутренней формы его восприятия? <...> . Только то, что одной московской девочке казалось недосягаемой мечтой, для писательниц Ильмы Ракузы и Катерины Яноух в их детстве стало не просто реальностью — но реальностью вынужденной. <...> Дело же в том, что детство — само по себе дорога. <...> Она учит их тому, что такое путешествие, как оно устроено, что в нем Ольга Балла. <...> Наука расставания 241 непременно бывает, просто не может не быть. <...> Но на самом деле книга ведет с юным читателем разговор еще более глубокий. <...> История швейцарской писательницы Ильмы Ракузы — это история о том, возможно ли быть «человеком вообще». <...> ). Когда-то философ Григорий Померанц назвал самого себя, считая, что он в наследуемых традициях не укоренен, человеком воздуха. <...> (Разумеется, я не думаю, что Ракуза и Померанц — явления хоть сколько-нибудь одного порядка, или типа, или чего угодно. <...> Они сопоставимы лишь в одном — зато в важном и не слишком, кажется, продуманном русской мыслью: оба — люди воздуха. <...> ) А каково тебе, если ты, ничейный и нигдейный человек воздуха, — еще и писатель? <...> То есть, человек, действующий в культуре, создающий ее, вынужденный 242 Ольга Балла. <...> Наука расставания изъясняться культурно определенным языком и адресоваться к культурно же определенной (значит — иначе, чем ты, устроенной) аудитории со своими привычками и ожиданиями? <...> Хотя да, не каждому достаются в начале жизни такие экзотические — на внешний взгляд — обстоятельства, какие достались автору этой книги. <...> Кроме того, пишет Ракуза, «женская линия предков с материнской стороны ведет нас в Польшу и Литву <…> Вильна, Вильнюс, с его улочками и холмами, с его девяноста девятью церквями и литовско-польско-русско-еврейским многообразием…» Пограничья и перекрестья — в крови, в телесной <...>