КНИЖНОЕ ОБОЗРЕНИЕ ЗА ДУШУ ХВАТАЮЩАЯ КНИГА* Лет до восьми я ие эиала, что "Гадкий утёнок" Андерсена имеет счастливый конец. <...> Всякий раз. когда мне читали эту сказку и доходили примерно до середины, я разражалась столь бурными слезами, что закончить чтение не было никакой возможности. <...> Может быть, только над пастернвковскнм романом, в самом конце его, там, где Лвра прощается с телом Живаго, и эта почти фольклорная певучая нота ее прощания поразительно точно выражает какую-то общую итоговую обреченность жизни. <...> Меньше всего можно было предположить, что сейчас, когда почти всё я читаю привычно-профессиональными глазами, повесть Анатолия Прнставкина "Ночевала тучка золотая" вызовет у меня те же безудержные слезы, которые в заснеженном московском детстве доставались на долю "Гадкого утёнка". <...> Повесть предельно проста, я бы сказала даже, почти нарочито упрощена по всем литературоведческим критериям, начиная от сюжета и кончая стилем. <...> Детдом, конец войны, эвакуация детей на Кавказ, в места, насильственно очищенные от исконного населения. <...> Еще есть молодая воспитательница с захватывающим дух бездонным взором, черноволосая царевна по облику, а в действительности - смятая войной вдова, мать двоих маленьких детей, женственная и беспомощная, с вечной спасительницей-папиросой в руке. <...> Других героев пракАнатолнЙ Приставкин "Ночевала тучка золотая", ж-л "Знамя" №№ 3-4, 198?, Москва. <...> Это какая-то все просочившая. горячая река, на берегах которой идет действие и водами которой питается каждая травинка, каждая птица. <...> Никогда не забуду описание голода в повести Гроссмана "Всё течет.", этих ползущих по пыльным украинским дорогам людей, безмолвных, обессилевших. <...> Да мало ли кто в Советской России, включая Солженицына и Шалимова, писал о голоде! <...> Голодом книга открывается, голодом - рекой, ревущей, кавказской, горной, по порогам своим скачущей, она длится, и разрастается, и разливается. <...> И, как река, впаянная в земельное пространство <...>