Леонид БОРОДИ Н Правила игры Повесть Когда, как обычно, дежурный сержант вломился в казарму и проорал подъем, Юрий уже не спал, но как будто бы и проснулся именно с этим зычным окриком, всегда ненавистным, всегда приносящим обиду за недосмотренный сон,-ведь именно к утру, под самый подъем, приходят сны радостные и спокойные. <...> В сущности, надзиратель, сам того не подозревая, делает доброе дело, когда кричит так громко, так резко и злорадно. <...> - Эй, Тищенко, опять штаны через голову одеваешь! - кричал надзиратель в общем-то беззлобно, как мог крикнуть любой из тридцати, проснись он в веселом расположении духа. <...> Юрий был единственным, кто взглянул на надзирателя без злобы, скорее со снисхождением и жалостью. <...> Юрий плескался холодной водой так. будто она была родниковой, но была она с тухлостью в запахе и привкусе и цвета мутного, как в болоте за запреткой или в бочках по углам барака, где зэки отмывали к ночи свои кирзовые сапоги, прежде чем протопать в казарму. <...> Вот Юрий хотя бы, будь он зол, 7 как другие, кого задергали придирками, самодурством мелочным, будь он из этих злых, почти больных людей, ведь мог бы он задумать в ожесточении какую-нибудь месть? <...> И всё же - что испытывает надзиратель, расставаясь со вчерашним узником? <...> Юрий ловил себя на том, что уже бредит этой свободой; тогда он стыдился, хмурился, брал себя в руки, то есть возвращался к реальности, к миру запреток, бушлатов, надзирательских околышей, отбоев и подъемов. <...> И всё остальное - что с ним поделать, если сегодня так бросается в глаза, колет и режет, если губы сами складываются брезгливо, а взгляд тянется вверх над запреткой, и не туда, где на вышке вертухай, а между вышками, где небо без всяких перегородок и проволоки, и так манит, зовет! <...> Толя Ткаченко, хлюпенький, остроносый, с вздернутыми плечиками, по кличке «Мышка», подталкивает Юрия под локоть. <...> На другом краю стола длинный и худущий Валерий Осинский аккуратно заворачивал в газету куски хлеба, что остались <...>