Такие, как „Книгоноша'', необходимы миру, без них он бы давно забыл, что имеет человеческий облик и Божью душу. <...> Поклонимся же им низко, до земли, Мвйя Муравник Демоны прошлого „На кой они нужны, фронтовые воспоминания, какая от них польза? — спрашивает себя — и читателя — Актон Максимович Д у па рев, герой маленькой повести Даниила Гранина „Еше заметен след". <...> В самом деле, замученному хозяйственными заботами инженеру, руководителю группы „с зарплатой сто девяносто рэ", покажутся непозволительны ми „панками" регулярные сборища ветеранов, „медные трубы похвальбы" (в которые всех энергичнее дуют тогдашние трусы), осмотры „школьных музеев боевой славы", затверженные шаблонные выступления перед пионерами, вся та казенщина, в которую выродилась печальная, но и благословенная, память о войне. <...> Однако, это еще не причины — гнать от себя свои, истинные, воспоминания. <...> Чем тогда жить Дудареву, если „остальное, послевоенное, житье скомкалась в монотонное существование. <...> Дударев оправдывается „сопротивлением памяти, ее инстинктом", называет „проклятым беспамятством" известное свойство, спасительное и угодливое, — задвигать, упрятывать в дальние закоулки все неприятное, „лишнее", несовместное с желаемым нами представлением о себе. <...> 302 тем и приехавшая в Ленинград из далекой Грузии, чтоб пробудить в его памяти образ, давно и надежно упрятанный, — однополчанина, исчезнувшего из его жизни еще там, на войне: „Волков Сергей Алексеевич - повторяла она упрямо, как гипнотизер". <...> Но Жанна, так зовут женщину, не отступает, настаивает: „Может, вам неприятно вспоминать то время? <...> Подходящие к случаю мудрецы все же не помогут, поскольку Дударев — человек совестливый. <...> Еще немного сопротивления, и он оглянется, он вспомнит — голодный Ленинградский фронт, странного лейтенанта Волкова, свои отношения с ним, трудные, всегда натянутые, однажды едва не разрешившиеся пистолетной дузлью, и полученный от него на всю жизнь урок <...>