БОГОСЛОВИЕ
СТРАНИЦЫ: БОГОСЛОВИЕ. КУЛЬТУРА. ОБРАЗОВАНИЕ, 17:4 (2013) С. 483–497
Ганс Урс фон Бальтазар
Созерцание формы*
ПРЕДИСЛОВИЕ
В
данной работе мы попытаемся представить христианское
богословие в свете третьей трансцеденталии, а именно, присовокупить
к понятиям verum и bonum и третье – pulchrum.
Из предисловия будет видно, какой ущерб нанесла христианской
мысли утрата этого ракурса, который когда-то насквозь пронизывал
все богословие. Речь идет не о том, чтобы волей каприза
отправить красоту на непроторенный запасный путь, а чтобы
вернуть ее на прежний, магистральный, не утверждая при этом
преимущества эстетического принципа перед логическим и этическим.
Трансцеденталии нерасторжимо связаны между собой, и
поэтому пренебрежение одной из них разрушительно влияет на
остальные. В качестве общего пожелания хотелось бы сказать,
что хорошо было бы не обесценивать заведомо этот опыт – а на
большее данная работа и не претендует – как «эстетствование»,
а, по крайней мере, попытаться вслушаться в то, о чем здесь
пойдет речь.
Первый том будет постепенно прокладывать дорогу этой теме,
приближаясь к ней предметно и исторически. В основной части
он поднимет тему богословского познания, в первую очередь его
субъективной структуры, а затем и условий его приложения к
богословию. Тот факт, что при этом всплывет множество вопросов,
которые обычно разрабатываются в так называемым фундаментальным
богословием, не должно создавать обманчивое впечатление,
что мы здесь развиваем фундаментальное богословие,
отличное от догматики и противоположное ей; ход рассуждений
скорее будет убедительным свидетельством нерасторжимой связи
этих двух аспектов богословия.
Но этого еще не достаточно для того, чтобы проторить дорогу
к главной проблеме, вопросу о богословской красоте («Слава»)
* Предисловие к книге Созерцание формы, готовящейся к выходу
в издательстве ББИ в 2014 г.
© БИБЛЕЙСКОБОГОСЛОВСКИЙ ИНСТИТУТ СВ. АПОСТОЛА АНДРЕЯ, 2013
Стр.3
484
БО Г ОСЛ ОВИЕ
СТРАНИЦЫ
самого откровения: второй том, вводящий в суть вопроса, доказывает
и демонстрирует главные тезисы, дополняя этим первый.
Здесь не будет последовательно излагаться история богословской
эстетики, как это было сделано, например, в средневековом труде
Эдгара де Бройна, а будет представлена цепочка монографий о
наиболее значимых для формирования богословия персонах, от
Иринея до наших дней, а тем самым и типология соотношений
между красотой и откровением, с формальной точки зрения
бесконечно разнообразных, но в своей целости указывающих
на то, что не бывает и не может быть глубокого и исторически
плодотворного богословия, которое не было бы зачато и рождено
от констелляции καλός и χάρις.
Главным содержанием третьего тома будет сопоставление
философской и богословской эстетики. В нем будет необходимо
проработать отдельные темы, не затронутые в первом томе. Речь
пойдет о том, чтобы 1) исследовать сущность концепции «Славы»
(как трансцендентальной красоты) в рамках западной метафизики
(в ее поэтической, философской и религиозной формах); сопоставить
результат со 2) «Славой» в Библии Ветхого и Нового Заветов,
и 3) проследить ее проникновение в экуменическое богословие
(Византия – Рим – Виттенберг). В качестве дополнения необходимо
будет поднять вопрос о христианском искусстве.
Если прекрасное объективно находится на точке пересечения
двух факторов, которые Фома называет species и lumen, формой и
сиянием, тогда их встреча отмечена двумя процессами – видения
и отрешения. Учение о видении и восприятии красоты («эстетика»,
как его называет «Критика чистого разума») и учение об
отрешающей силе прекрасного подчинены друг другу, поскольку
никто не может по-настоящему увидеть, если еще не отрешился
от всего, и никто не может отрешиться, если не воспринял.
То же относится и к богословской взаимосвязи между верой и
благодатью, потому что вера, отдаваясь, постигает форму откровения,
в то время как благодать уже ранее вознесла верующего
в божественные миры. По этой причине первый и третий тома
этой работы постоянно ссылаются друг на друга.
Чтобы удерживать равновесие, «Богословская эстетика» должна
стать продолжением «Теодраматики» и «Теологики». Если первая
исследует главным образом восприятие божественного в его откровении,
то вторая занята по большей части содержанием этого
восприятия, божественным действием в отношении людей, а
третья – характером божественного (точнее: богочеловеческого,
и в этом всегда богословского) выражения этого действия. Только
тогда pulchrum займет соответствующее место в этой структуре: как
средство, при помощи которого божественное bonum себя дарит,
а verum высказывается Богом и понимается человеком. Бог дал
Стр.4
17:4
Созерцание формы
485
Аврааму первую заповедь веры не в виде словесных формул: то,
что тот воспринял, было истиной божественного действия над
ним, которое, возможно, лишь столетия спустя было истолковано
человеческими словами. И не в смысле фаустовско-фихтеанского
«вначале было дело», поскольку уже сама драма между Богом и
человеком являет собой Логос-Смысл-Слово, но слово осуществленное,
открывающее новое измерение по сравнению со словом
доказательным.
I. ВВЕДЕНИЕ
1. Подход и задачи
Начало – не только проблема для думающего человека, философа,
которая остается с ним и определяет все его последующие
шаги, но также и пра-решение для человека отвечающего, принимающего
решение, которое включает в себя все последующие
решения. Божественная истина не только достаточно велика для
того, чтобы иметь бесконечные проходы и лазы, но и достаточно
свободна для того, чтобы помочь человеку, поставившему слишком
низкую планку, впоследствии поднять ее и расправить плечи.
Тот же, кто стоит перед истиной в ее цельности – истиной не
только о человеке и мире, но и об отдающем себя Боге, не только
истиной исторического Евангелия и Церкви, его хранящей, но и
истиной растущего Царства Божьего, каким оно видится сейчас
и в полноте Божьего творения, и в бессилии умирающего зерна
во мне и во всех моих братьях, во тьме нашего настоящего и
двусмысленности будущего, – тот захочет сказать первое слово,
которое не придется потом задним числом забирать или насильственно
поправлять, потому что оно было достаточно емким,
чтобы вместить в себя все последующие, и достаточно ярким,
чтобы просвечивать через них.
Слово, которым мы в этом первом томе запускаем серию богословских
исследований, является таким словом, которое философ
поставил бы скорее не в начале, а в конце; которое в симфонии
точных наук никогда надолго не было поставлено на достойное
ему место и не обладало правом голоса; которое, когда избирается
темой для обсуждения, выставляет своего автора бездельником и
дилетантом перед лицом обремененных заботами профессионалов;
наконец, от которого религия, и особенно богословие Нового
времени, решительно открестились и дистанцировались, – короче
говоря, трижды несвоевременное слово, обремененные которым
не имеют шансов возвести ничего путного, да к тому же рискуют
сесть сразу между всеми стульями. Но если философ этим словом
Стр.5