-
Стр.3
УДК 821.161.1
ББК 84(2)6
К66
Кириллова О.
К66 Серп холодной луны: Реконструкции моделей чувственности. —
СПб. : Алетейя, 2010. — 176 с., ил. — (Серия «Тела мысли»).
ISBN 978-5-91419-407-6
Книга посвящена культурологической реконструкции моделей текстуальной
чувственности. В последовательной интерпретации хорошо
известных, почти «архетипических» сюжетов советских и зарубежных
фильмов, постмодернистских романов и многократно экранизированных
классических пьес, произведений визуальной культуры, бардовских песен
и даже детских книг, разворачивается единая фабула и выстраивается
логика действия культурных механизмов, основанных на принципах психологической
несбалансированности и температурной контрастности, —
и возникает «культурология холода и нехватки», обоснованная в терминах
лакановского психоанализа.
УДК 821.161.1
ББК 84(2)6
© Кириллова О., 2010
© Издательство «Алетейя» (СПб.), 2010
© «Алетейя. Историческая книга», 2010
Стр.4
ПРЕДИСЛОВИЕ
Книга задумана в Кембридже. Одна из самых обыденных деталей британского
обихода — это отсутствие смесителя; приходится мыть руки под двойной
струей — горячей и холодной (ещё более обжигающей). Этот почти апокалиптический
(«холоден – горяч», ни минуты не «тёпел») контраст температурных
перепадов, транспонированный в психическую реальность, создаёт эффект
сильнейшей фрустрации. На этих страницах нет места «тёплому».
Культурологическое моделирование интерсубъективных отношений и
стратегий построения культурной идентичности, основанных на подобном
контрасте холода и жара (с явной доминантой холода — то есть, нехватки)
— тема этой книги. Выбранные для интерпретации тексты не связаны
объективно (хотя нетрудно заметить, что эти тексты в основном являют собою
культурные архетипы среднестатистического постсоветского субъекта), но
в них наличествуют единые связующие принципы означивания, холода,
разрыва, места и текста. Так последовательно выстраивается целый ряд
моделей – паттернов игровых культурологических стратегий: «комплекс
Французского Лейтенанта», «принцип Галатеи», «Q-стратегия в культуре»,
«месть как сценарий», «охота на Слонопотама» и проч.
Холод продуцирует отношения бесплотные и бесплодные. Нами рассмотрены
нетелесные версии чувственности, приводящие в движение наиболее
существенные механизмы культуры, стимулирующие возникновение
спиритуального.
Холод. Нехватка как она есть — исходная точка и итог построения
культурологически ориентированных отношений. Холод — это и есть означающее
без означаемого.
Разрыв. Реальность, конституирующая разрыв, стимулирует желание
субъекта.
Место. Не «свое место» в социальной иерархии, занять которое — цель
стратегий социально ориентированных, но то «место желания», занять
которое можно только вписав себя в раму картины, созданной в воображаемом
поле Другого, на достижение которого направлены стратегии
несколько иные.
Текст. Сфера либидинальной коммуникации par excellence. Зачастую
репрезентировано как место-текст.
Означивание. В перманентном отсутствии Трансцендентального Означающего
формируется понятия «переозначивания» субъекта.
Понятие невозможности, цементирующее описанные модели, слишком
очевидно, чтобы его как-то специально артикулировать.
Наконец, понятие целомудрия, соотносимое на метафорическом уровне
с мифологемой Луны, вынесенной в заглавие, давно заслуживает
культурологической реабилитации...
Стр.5
ВВЕДЕНИЕ
Как эта полная луна...
холод: возвышенный объект;
разрыв: надмен ность — трансгрессия;
место — фантазм;
текст — культура отечественного ретро-кича как знаковая система
...В канкане вакхической свадьбы, полночных безумств посреди,
она жениха целовать бы могла. Но не станет, не жди.
....................................................................
Укрывшись во мрак чернобурки, в атлас, в золотое шитье,
в холодном сгорит Петербурге холодное сердце ее.
Михаил Щербаков
Поздняя советская культура создала, особенно в пространстве кинематографа
и авторской песни, а впрочем, и в самой атмосфере своей,
особое пространство возвышенного, имевшее столь же мало общего с
официальной культурой позднего тоталитаризма (объек том соц-арта),
так и с диссидентской культурой протеста. Яркий символ этого пространства
возвышенного — «Неизвестная» с портре та Ивана Крамского
(в народе переименованная в «Незнакомку»), квинтэссенция
советской «культуры возвышенного», объект промышленного кича,
из вечной своей зимы знойно глядящая в одно крымское лето…
В один почти «ахматовский» август мне довелось претерпеть десятидневное
заключение в номере захолустной феодосийской гостиницы
нелепый грипп, постельный режим. «Повышенная комфортность»
состояла из удушливого полуметрового санузла, холодильника и телевизора
«Филипс», который явно контрастировал с прочим советским
антуражем. На стене — репродукция «Неизвестной» в бледно-зеленых
подтеках, в золотой раме оттенка конфетной фольги. Телевизор стал
главным действующим лицом десятидневного отпуска у моря, в процессе
обратного привыкания к родной стране явное предпочтение
было отдано советскому кино 70–80-х. Телевизионная перспектива
количественно умножила настенную Незнакомку до mise en abyme:
её змеисто-чёрный силуэт распознавался и на эмалевой брошке на
непорочно-белой блузке душевной женщины Любы, и над столом, за
которым, как помним, «народ для разврата собрался». Этот ситуативный
контраст в «Калине красной» можно воспринять, конечно, и как
укоризненное напоминание «о высоком» Егору Прокудину, более
того — усмотреть в нём косвенную причину, из-за которой ничего
Стр.6
Введение. Как эта полная луна...
7
и не вышло (о которой — позднее). Однако Незнакомка позволяет
рассматривать себя в обеих ситуациях и как чистый знак, просто
маркирующий культурное пространство, удостоверяющий свою принадлежность
конкретной культурной традиции, в рамках которой её
научились количественно репродуцировать до абсурда.
Отпечатанная на ЭВМ «занятная репродукция Джоконды», которую
демонстрирует мымре-начальнице Верочка-Ахеджакова в «Служебном
романе», апеллирует скорей к абстрактной общечеловеческой
аксиологии «культурных ценностей», представляемых в виде нерасчленимого
конгломерата, совсем иначе дело обстоит с «Неизвестной».
Она также глубоко аксиологична, поскольку служит (и вообще, и в
«Калине красной» в частности) знаком не просто «культуры», но
«культурности», будучи одновременно и неопровержимым маркером
именно советского культурного пространства, и местом проекции
этой культуры в некое свое, «отечественное» прошлое, где понятия
«классический» и «романтический» получают собственную окраску,
отождествляясь в противовес их культурологическому пониманию
как бинарной оппозиции европейской культуры XVIII–XIX вв.
В этом хронотопе «Неизвестная» Крамского — органичный сплав
двух временений, форма репрезентации «дореволюционного» прошлого
в социалистическом опять же «прошлом», избранный объект,
постоянное технологическое воспроизведение которого позволяет
пренебречь всей «сокровищницей русской классики», в нем одном
воплотив все насущные для определённого типа культуры черты.
В самом деле, подобной популярности не удостоился ни один женский
образ русского классического искусства, но в то же время ни с одним,
пожалуй, не обходились столь утилитарно. «Неизвестная» — пример
того, как возвышенный объект низводится на ступень Вещи (в том
числе, и во фрейдовском понимании Das Ding). Это тот случай, когда
«экспозиционные возможности» предмета, в данном случае просто
изумляющие, соответствуют, совершенно по Вальтеру Беньямину,
степени его десакрализации.
Отсюда и эффект узнавания контекста репрезентации. «Едва ли
хоть в одном доме образца советского времени не было этой картины
— в ящичке ли стола, а то и с торца шкафа, или с потрепанного
старого-престарого календаря взирала на нас гордым, полным достоинства
взглядом загадочная очаровательница в черных мехах. Гелиос
помнит, что эта картонка всегда стояла на самой верхней книжной
полочке, такая привычная — как будто на своем законном месте...» —
пишет в блогах интернета автор под ником helios1
помню, в течение всех пяти лет туманной юности это изображение
1
http://narod. gorodkirov. ru/showThread?thr_id=592&frm_id=14
. Действительно, и я
Стр.7