Евгений Замятин. Знамение
Рассказ
---------------------------------------------------------------Источник:
Е. И. Замятин; Избранные произведения в двух томах; Том 1.
Изд-во: "Художественная литература", Москва, 1990.
OCR: Александр Белоусенко; правка: Давид Титиевский, май 2005.
Библиотека Александра Белоусенко
---------------------------------------------------------------1
Озеро
- глубокое, голубое. И у самой воды, на мху изумрудном -
белый-кипенный город, зубцы, и башни и золотые кресты, а в воде опрокинулся
другой, сказочный городок, бело-золотой на изумрудном подносе Ларивонова
пустынь. Поет колокол в сказочном городке, колокол медлительный, негулкий,
глубокий, гудит в зеленой глуби. И так хорошо, тихо жить отделенным от мира
зеленой глубью: хлебарям в белом подвале послушно месить хлебы, трудникам
терпеливо доить коров вечерами; вратарю, старцу Арсюше, собирать даяния у
чугунных ворот; постом истомиться на повечериях, заутренях, полунощницах,
сложить духовнику немудреные грехи и всем вместе встретить радостно Красную
Пасху.
Так и жили, пока в пустынь не явился брат Селиверст. Вешним вечером на
Русальной прибежал он к воротам, запыхавшись. Лик - опаленный; пальцы
непокойно перебирают одежду, бегают, теребят.
У чугунных ворот низко поклонился Селиверсту прозорливый старец
Арсюша, вратарь:
- С чем, брат, приходишь? С миром ли? Подпираясь клюкою, долго ждал
ответа старец Арсюша Мохнатый, согбенный - был он, как малый зверь
какой-то: встал ласковый зверь на задние лапы, а совсем не выпрямится,
сейчас опустится на передние и от мятежных людей в лес убежит.
Не дождался старец ответа, впустил Селиверста и только вослед покачал
мохнатой головой.
- Попомни, брат, на Страстной-то поется: несытая душа.
Звякнули чугунные ворота, разверзлась перед Селиверстом зеленая глубь:
как упал камень - от края до края побежали круги.
Шла всенощная, бедная, будняя. Редкие свечи - цветы папоротника в
купальскую ночь, в темном куполе - гулкое аллилуйя, мимо светлеющих окон -
ласточки с писком, из выси в высь. И там - чуть повыше ласточек - Бог.
Появился высокий, незнаемый монах и стал сзади - перед Владычицей,
Ширьшей Небес. Икона древняя, явленная - одни глаза, громадные, да синий
покров над землею, как твердь: Ширьшая Небес.
Чудно молился монах: стиснуты губы, стиснуты брови и руки, впился в
пресветлый лик, в упор, глазами в глаза. Смущались, колыхались клобуки,
оглядывались на нового.
Старец Арсюша не стерпел: надо вступиться за Пречистую, всем сердцем
любил Ширьшую Небес. Пал старец на
четвереньки - поклон земной. Встал
согбенный, заклюкал по каменным плитам прямо к Селиверсту - и тихо:
- Ты как же молишься-то, брат, а? Глазами-то пречистую пробуравить
хочешь, а?
Не обернулся и глаз не отвел Селиверст от Ширьшей Небес, может, и не
слыхал даже старца. Постоял-постоял старец Арсюша, похилился еще ниже и,
подпираясь посохом, заковылял вон из церкви.
Пошли после всенощной шепоты, зашныряли послушники из кельи в келью,
зашушукались с игумновым келейником Варнавой: кто это новый-то? Откуда?
Славился Варнава на всю пустынь кудрями: еженочно мочил волосы
крепчайшим чаем для кудреватости - и уж ему ли не знать? Но и Варнава
немного знал:
- Звать Селиверстом. Из образованных будто. И откуда - неведомо. А
выпросил у отца игумена старую Симеонову келью.
Симеонова келья - в угловой башне, в подвале Жил некогда в келье юрод
Симеон, нарицаемый Похабный. Возле каменного ложа вделаны в стену цепи:
приковавшись цепями в ложу, заживо отдал себя Симеон на съедение крысам.
Был в келье сумрак, дух трудный. Низко, над самым озером, окошечко, от
мира закрещенное решеткой. В миру плыло солнце, а в келье - тень от
решетки: ползла по полу, с пола на дверь, потухала на темных сводах. Из
Стр.1