Михаил Николаевич Загоскин
Аскольдова могила
Повесть времен Владимира Первого
Источник:М. Н. Загоскин. Аскольдова могила. Романы, повести. М.: Современник, 1989
Оригинал здесь: Публичная библиотека.
Может быть, многим из читателей моих не понравится фанатический характер и буйные речи
одного из действующих лиц сего романа, которое, под именем неизвестного, появляется в первой главе: в
таком случае я покорнейше прошу их, не произнося решительного приговора, читать до конца мою
повесть или, если это требование покажется им слишком нескромным, прочесть, по крайней мере, 7-ю
главу второго тома.
Я не смею предполагать, чтобы кто-нибудь из моих читателей не знал отечественной истории, но,
легко быть может, не всякий помнит, что говорят летописцы о Владимире, когда он был еще язычником; а
посему не излишним полагаю приложить здесь, на всякий случай, две выписки: одну из "Истории
государства Российского" Карамзина, а другую из "Житий святых", собранных знаменитым нашим
чудотворцем и святителем Димитрием Ростовским.
"Быв в язычестве мстителем, свирепым, гнусным, сластолюбцем, воином кровожадным и, что
всего ужаснее, братоубийцею, Владимир, наставленный в человеколюбивых правилах христианства,
боялся уже проливать кровь своих злодеев и врагов отечества" (Истор<ия> госуд<арства>
российск<ого>). Том I, стр. 231).
"И живяще он (Владимир) прескверно, в идолопоклонническом заблуждении сущи. О сем же
житии Владимировом, бывшем в неведении Бога и в нечестии, о братоубийстве и кровопролитиях, о
храбрости и многих бранях, о богослужительствах и женонеистовствах пишется пространно в летописце
святого Нестора Печерского и в иных многих рукописных летописаниях Российских и в печатном
Синопсисе Печерском" ("Жития святых", месяц июль).
Часть первая
I
Раскройтесь предо мной, картины времен давно прошедших: явись во всей красе своей, изгибаясь
по крутым берегам привольного Днепра, древняя столица царства Русского - великий Киев,
первопрестольный град! Бушуй, крутись, быстрый Днепр, и отражай в голубых волнах своих златые верхи
высоких теремов и гридниц двора княжеского; расстилайтесь по обширному Подолу киевскому [1],
бархатные луга - любимое разгулье удалой дружины князя русского! Жадный взор мой стремится
проникнуть сквозь седой туман веков, до тех отдаленных времен России, когда, не озаренная еще светом
православия, она приносила кровавые жертвы своему Перуну [2]; когда в дремучих лесах ее
перекликались лешие и раздавался хохот хитрых русалок; когда в бурные осенние ночи, на вершине
Кучинской горы, собирались колдуны, оборотни и злые ведьмы или, купаясь в утреннем тумане,
резвились меж собой вертлявые кикиморы, и грозный Бука [3], на сивом коне своем, носился по лесам и
долам, преклонял высокий бор до сырой земли и притаптывал луга заповедные. Я хочу послушать песни
вещих соловьев Владимира - вдохновенных баянов древности, хочу взглянуть на веселые хороводы
русских дев, пляшущих под тенью дубов или при свете пылающих огней в праздник Купалы [4] -
древнего божества дубрав и полей русских; хочу полюбоваться удалыми потехами и посмотреть на
игрушки богатырские славянских витязей.
Пусть называют мой рассказ баснею: там, где безмолвствует история, где вымысел сливается с
истиною, довольно одного предания для того, кто не ищет славы дееписателя, а желает только забавлять
русских рассказами о древнем их отечестве.
Давно уже свирепые печенеги [5] не дерзали приближаться к границам русским; покоренные
ятвяги [6] смирились; мятежные радимичи [7], побитые на голову воеводою княжеским, прозванным
Волчий Хвост, платили снова обычную дань, и от берегов Черного моря, называемого в то время Русским,
Стр.1