Мой пантеон

Стр.1

Источник: журнал "Сельская молодёжь", 1991. OCR: Константин Хмельницкий (lyavdary@mail.primorye.ru), 3 января 2004. Библиотека Александра Белоусенко - http://www.belousenko.com Юрий Слёзкин МОЙ ПАНТЕОН Литературные силуэты Лев Толстой Холодом веет на меня, когда смотрю я на страницы творений Толстого. Холодом степного ветра -- ровного и вольного, охватившего меня со всех сторон своими могучими неспешными крыльями. И знает он, что было до него здесь, и знает, что будет, когда снова вернётся сюда. Вот он -- пахарь, вышел в поле и глянул кругом -- здесь растёт повилика, а будет пшеница. -- Да, будет,-- мерно дует ветер. Он весь наш -- русский -- Толстой; нет, не наш, а он ? мы сами, вся Россия... 15-го декабря 1909 г. А. П. Чехов Когда говорят -- Антон Павлович Чехов, мне становится так грустно и хочется плакать. Почему? Разве я не сто и один раз читал и перечитывал его "пёстрые" рассказы и хохотал до упаду, хохотал просто, по-детски, без всякой задней мысли о скрытых слезах. Почему это? И почему вместе с грустью на меня наплывают лиловые, дымчато-лиловые осенние сумерки и слышится где-то странный звук -- не то плач, не то встревоженный вскрик больного. Что это? Он рассказывает о простых, маленьких людях, о доме с мезонином, заурядной аптекарше, о милых, милых, таких знакомых трёх сёстрах. И он рассказывает, какие смешные казусы случаются со всеми ими (но не смеётся над ними -- они ему не мешают), как они умеют плакать и мечтать о том, что будет через 200-300 лет. Он видит за ними всю неурядицу их жизни, но сам вдали от того, что будет. Толстой просто взял всё это и отбросил, потому что он знает большее, а Чехову всё это дорого, хотя и не его. Он просто сидит в комнате умершего и как кроткий, чуткий и любящий человек осторожно дотрагивается до каждой вещицы покойного, но не смеет принять её, потревожить,-- не открывает окна, не сметает паутины, потому что холодом веет от того мира, что за окном, и кто знает, может быть, только через 200-300 лет... Да, владелец этой комнаты умер, умер давно -- быт ушёл в землю, но остались его вещи -- вещисвятыни, вещи, превратившиеся во что-то печально-одухотворённое. И кто скажет, когда придёт новый владелец? Чехов его не знает, Чехов не знает, как Толстой, что там, где была повилика, вырастет пшеница,-- он видит только, что повилика увяла, что человек умер, что быт стал мистичен, но пусть всё так и стоит до времени... Тише -- посмотрите, какой грустный дом с мезонином и какая смешная аптекарша. И мне грустно до слёз, когда говорят об Антоне Павловиче, об этом дорогом человеке, который мог так любовно и бережно относиться к вещам родного ему покойника. 16-го декабря 1909 г. Борис Зайцев Когда я читаю Зайцева, я сейчас вспоминаю Тургенева. И не потому, что Зайцев взял что-нибудь у последнего. Нет. Оба они родные и каждый по-своему, но

Стр.1