ФИЛОСОФСКИЕ СИСТЕМЫ И КОНЦЕПЦИИ (идеализм, материализм, социалистические учения, утопический социализм, марксизм)

Понятийная сетка, используемая в современном религиоведении, постоянно обновляется и дополняется новыми терминами, при этом также претерпевают семантические сдвиги «классические» дефиниции. Статья сфокусирована на истории понятий «живая религия» (lived religion) и «вернакулярная религия» (vernacular religion), которые вошли в научный оборот в конце XX века. Оба термина относятся к области изучения повседневности и ее философского осмысления, базируются на обширных эмпирических исследованиях и данных антропологии. Концепты «живая религия» и «вернакулярная религия» были предложены учеными в качестве альтернативы традиционным и распространенным бинарным схемам описания религии, противопоставляющим высокую/низкую, элитарную/народную, институционализированную/ внеинституционализированную ее формы. В генезисе и распространении данных понятий отразилась общая тенденция, заключающаяся в отказе от применения единообразного западноевропейского образца и конфессионально-теологического дискурса к вариативным феноменам религиозного опыта. Термин «живая религия», возникший в мемуарной и биографической литературе, характеризовал личный опыт христиан, охватывая повседневные религиозные практики разных традиций. Концепт «вернакулярная религия», восходящий корнями к латинскому слову vernaculus, использовавшемуся для описания родного, местного, домашнего, а позднее отличавшему местный язык от официальной латыни, был предложен филологами для решения религиоведческих задач изучения неорганизованных, стихийных, повседневных, индивидуальных форм проявления религии. В настоящее время оба термина успешно применяются, в т. ч. в русскоязычном научном дискурсе, в религиоведческих исследованиях, посвященных разнообразным феноменам материализации, китча, гендерных и многих других аспектов религии.

«Большая тройка» советской художественной футурологии — А. Казанцев, И. Ефремов, А. и Б. Стругацкие, ставшие самыми яркими и классическими представителями феномена научно-технического романтизма. Эта книга о том, что видели они в своем желаемом будущем, какие представляли образы и идеалы, и как они тогда видели и решали становящуюся сегодня все более актуальной проблему синтеза культурного суверенитета социума и многообразия контактирующих с ним культур и цивилизаций. Моделируемый ими социум, если это социум восхождения, а не деградации, сохраняет значимость всех достигнутых в его истории достижений, на каждом шагу обогащаясь теми достижениями контактирующих с ним социумов, которые соответствуют его базовым латентным, а если шире — позволяют решать задачу снятия «крышки инферно», выхода человечества из сферы низменности, состояния общества, в котором оно подчинено слепой игре на выживание, господству наиболее примитивных природных инстинктов, лишено возможности восходящего развития. Аксиологический мир будущего рассматривается как результат векового преодоления человеком круга инферно, прорыв возвышенно-человеческого через низменно-животное. Автор научной монографии — Ю. С. Черняховская, доктор политических наук, руководитель Центра исследований политической культуры Российского научно-исследовательского института культурного и природного наследия имени Д. С. Лихачёва, автор книг «Вершина Крыма», «МИНКУЛЬТ. Министры эпохи перемен», «Политическая культура и политическая философия научно-технического романтизма» и др.

Эпидемия коронавирусной инфекции и обусловленные ею противоэпидемические мероприятия: карантинные ограничения социальной активности людей, активное применение дезинфицирующих препаратов, требование использования средств индивидуальной защиты, изменение порядка храмовых богослужений, обрядов и таинств – приводят к формированию медицинской конспирологической эсхатологической мифологии. Данная статья посвящена анализу двух важнейших конспирологических мифологем, которые образованы в результате конспирологической интерпретации эпидемической ситуации: это мифологема вакцинации и мифологема чипирования. Автор исходит из того, что современная эсхатологическая конспирологическая мифология формируется на базе первоначального неэсхатологического мифа, который обеспечивал рациональную нерелигиозную герменевтику эпидемий. Эсхатологическая версия мифа о вакцинофобном заговоре сформирована на основе неэсхатологического заговора в результате соединения медицинских теорий заговора и современной версии технофобного мифа. Инвариантное ядро последних составляют мифологемы и мифотеологемы, интерпретирующие современные технологии в рамках эсхатологической семиотики. В результате конвергенции эти мифологемы образуют единый мифотеологический комплекс, который, в свою очередь, становится триггером новой эсхатологической мифологии. В статье анализируются семантическая структура этого мифотеологического комплекса, его семиотические особенности, прагматический потенциал и причины популярности. Исследование выполнено в рамках семио-герменевтического изучения мифологического дискурса с использованием аппарата категориальной семиотики. В качестве иллюстраций приведены фрагменты оригинальных текстов, распространяемых в Интернете на конспирологических сайтах, посвященных эсхатологической проблематике.

коммерциализация искусства – естественный процесс, сопровождающий художественное творчество с момента его институционализации в качестве профессиональной деятельности и закрепления в системе общественного разделения труда. Однако до недавнего времени коммерческая ценность произведения была вторичной, производной от его художественно-эстетической ценности, в то время как сегодня она способна оказать существенное влияние на отношение зрителя к художественному творению, оценку и общественное признание творчества автора и даже на само определение искусства. Цель статьи – раскрыть основные противоречия и инверсии современного искусства, вызванные процессом его коммерциализации, и показать те механизмы, которые само искусство и общество в целом вырабатывают для преодоления и/или компенсации этих противоречий. Так, ряд внутренних, содержательных трансформаций искусства в ХХ веке можно проинтерпретировать как «ответ» (защиту/сопротивление/приспособление) на процесс его интенсивной коммерциализации: отказ от ремесленнической составляющей художественного творчества (например, реди-мейд М. Дюшана), «дематериализация» искусства (появление и развитие таких художественных форм и жанров, в которых сведена к минимуму зависимость произведения от собственного материально-физического субстрата). Автор полагает, что для сохранения сущностных характеристик искусства в условиях тотальной коммерциализации продуктивными являются не попытки вывести его за пределы товарно-денежных отношений, но, скорее, внедрение таких инструментов и практик, которые позволили бы сделать рыночную стоимость произведения адекватной его «эстетической стоимости» (в терминологии Ж. Бодрийяра, художественно-эстетической ценности), а не «знаковой» (способности произведения быть объектом социального различия, престижа). В качестве таких инструментов автор рассматривает идею киберкоммунизма, «музей подделок» (отказ от фетишизированно-преувеличенного превозношения оригинала произведения в противовес копии)

Трагедия «Логоса» и, вместе с тем, величие его замысла сказались в том, что его создатели в России и Германии — Ф. А. Степун, С. И. Гессен, Б. В. Яковенко, Р. Кронер, Г. Мелис — выступили со своим проектом «вечного мира» в философии накануне того часа, когда Европа сорвалась в пропасть межнациональной бойни, заставив редакторов журнала в буквальном смысле воевать друг против друга. «Логос» уже на уровне идейной программы провозглашал, что «лишь в наднациональном синтезе результатов культурной работы наций заключается конечная цель всех философских устремлений». Такой синтез требует взаимопонимания наций и усмотрения самоценности каждой национальной культуры, хотя и в перспективе «единого и единственного культурного человечества».